— Немощен! — рассмеялся Добромил. — Эвон как вчера мечом в тумане махал. Мне б так!
— Так ведь привычка, княжич! — зарделся Борко. — И ты выучишься махать и устали не знать. Все просто: не ты мечом машешь — а он тебя ведет. Сам знаешь.
Любомысл вытащил из чересседельной сумы глубокую деревянную мису и перехватил вертел. Сам мясо снимет, не будет калеку утруждать…
Вдалеке показались Прозор и Милован. Дружинники шли пешими, ведя коней не поводу. Что-то обсуждали. Милован размахивая руками, что-то показывал.
— Ну как? Видели затаившихся чудовищ? — весело встретил их Борко. — Никто вас в сети не заманивал? Вижу — все неплохо!
— Смейся-смейся! — заулыбался Прозор. — Что-то тебе, парень, не до смеху было, когда упырь-албаст упрашивал ворота распахнуть, чтоб косточки твои маленько поглодать! Или что там упырь делает? Любомысл, напомни-ка молодому да смешливому.
— Да ничего особенного, — спокойно отозвался старик. — Тельце высасывает, будто паук ненасытный, а шкурку на себя примеряет. Любит наряды менять да иное обличье принимать. Нежить, что там говорить! Сами ж видели. Жил рыбак Веденя Водяной — и нет больше рыболова. Душа-то к Велесу ушла, на суд праведный, а вот его обличье упырю-то и досталось.
Борко не обращал внимания на подначки друзей. Пусть говорят. Сами-то тоже не в себе были, когда поняли, что их знакомый рыбак Веденя — уже не человек вовсе, а ненасытный упырь. Он-то помнит их глаза и лица!
Да, испугался вчера. Ну и что? Все настрахались, он один, что ли? Да и кто на его месте спокойным бы остался, услышав, что такая нежить за стенами стоит, голосом булькает — будто из-под воды — и просит ворота отворить да впустить его.
Зато сейчас Борко мало чего боится. За вчерашнюю ночь на всю жизнь напугался, с запасом. Пусть потешаются: он уже не тот, кем был вчера. Он повзрослел.
— Что видел, Прозор? — Борко помогал Любомыслу снимать с вертела мясо и раскладывать его в миске. — Что за скалами?
— Садитесь, трапезничать будем. После еды расскажу. Едим споро, но не суетливо. Пищи не оставляем…
Прозор пристроился поближе к костру и потянул широкую ладонь к невероятно вкусно пахнущему мясу. С него стекал жирный сок и уже почти до краев заполнил объемистую мису. Будет во что макать сухари.
«Эх, ну да чего же запасливый старик! — уминая мясо, думал Прозор. — Даже кухонную утварь с собой возит. Будто собирается век по лесам и иным землям бродить. Вон, какую глубокую посуду нашел!»
И верно, в чересседельных сумах старого морехода нашлось все. Даже изящный маленький котелок и железный ковшик. Размерами — ребенку под стать. В такой посуде ничего путного не сотворишь. Но Любомыслу они были нужны для другого. В котелке он сварил какие-то пахучие травы — опять же хранившиеся в суме! — а из ковшика этим отваром Борко спрыскивал мясо. Любомысл уверял, что так оно станет вкуснее. Ну что ж, если вкус подстать запаху, то…
Венды навалились на еду. Жареное мясо заедали печеными корнями. Молчание перемежалось сопением и легким урчанием. Все сосредоточенно насыщались. Отчего-то голод особенно ощущался именно этим утром. Наверно оттого, что вчера было не до еды. А скорее всего, неописуемое чувство несытости вызвали диковинные иноземные травы Любомысла.
Старик таинственно улыбался, глядя на жующих спутников. Скоро насытятся. Потом долго есть не захотят! Этот отвар он сотворил не просто так. Неизвестно, что их ждет дальше. Дела делать лучше на сытый живот.
Наконец Прозор откинулся назад и тяжело вздохнул. Богатырь насытился. А ведь съел-то всего ничего!
— Вкусно! — вымолвил предводитель. — Благодарствуй, старче! Спасибо, Борко! Ты, Любомысл, прямо-таки кудесник! У печей и котлов твое место! Твоему умению любой кухарь обзавидуется. Чем так мясо сдобрил? Научишь?
— С охотой! — улыбнулся старик. — И тебя обучу, и молодцов, и княжича Добромила. От друзей у меня тайн нет. В дальних странах будучи, познал я таинство кухонное, — заговорил нараспев Любомысл. Потом вдруг фыркнул и продолжил уже привычными словами: — Так вот, в дальних странах для любых блюд всякие приправы существуют. Заморские купцы их привозят и на виннетском торгу выставляют. Я знаю, какие надо брать. Потом и вам покажу. Дороги они, ну да это ничего: хорошо и вкусно поесть перед дальней дорогой — это важно! И для усталого человека добрая еда и хороший сон первое дело. Поэтому, куда бы я ни ехал, всегда с собой беру немного приправ. Много места не занимают, а проку от них! — Старик закатил глаза: — Было бы что сдабривать. Они силу придают и печаль отгоняют. Теперь сыты будете, силы не иссякнут. Чувствуете?
Да, вендам показалось, что сейчас им все по плечу. Головы ясные, сил — немеряно. Молодец Любомысл!
— А что за мясо мы едим? — спросил Добромил. — Что за зверь? Я ведь спал, когда ты охотился. Не вчерашние зайцы — это точно. Мясо иное.
— Кабан это тутошний, княжич, — улыбнулся Прозор. — Думал за зайцами съездить, а потом приметил, что в ближней рощице кто-то копошится да похрюкивает. Раздумывать не стал. Подкрался осторожно, гляжу, меж деревьев свиньи дикие бродят и землю роют. С нашими схожи. Только окрас немного иной. Так ведь и земля тут другая, не то что звери! Вот и приметил двухлетку. Ножом брать не стал — не знаю, какой у них нрав. Одной стрелы хватило. Попросил прощения за то, что жизнь забираю, и взял его. Хоть земля и не наша, но установленный порядок нарушать не следует. Где бы ты ни был, но поступать надо так, как предки завещали. Верно, молодцы?
Парни закивали. Рты забиты, словами не ответить. Верно! Прощения у зверя, чью жизнь собираешься взять, надо просить обязательно. А потом богам от убитого зверя требу отдать. Иначе переведется живность и охотничья удача уйдет. Богиня охоты Дива отвернется от неучтивого добытчика. Это известно давно. Молодцы узнали эти заповеди прежде, чем выучились ходить.
— Взял я кабанчика, — продолжил Прозор. — освежевал, мясо располосовал. Лучшие куски вам принес, а остальное на дереве развесил. Пусть мясо чуть просохнет на ветерке, подвялится. Потом, если получится, прихватим его. Прокоптим про запас.
— Вместе сходим, — откликнулся Борко. — Добру пропадать не дадим, грех это. Грех…
Прозор налил в чару воды, выпил и утер рукавом губы. Трапеза закончилась. Теперь можно говорить о главном.
— А видели мы вот что. Получается так, что мы сейчас находимся на вершине высоченной горы. Выше облаков она. Когда с Милованом к той скале подъехали, — Прозор указал на дальнюю высокую скалу, за которую уходила Древняя Дорога, — то открылась нам внизу великая долина. Древняя Дорога в нее ведет. Разглядели, что спуск местами крут. Дорога вьется, в иных местах глыбами завалена или в пропасть съезжает. Ну, это ничего. Раз кто-то когда-то ее проложил, — раздельно, со значением произнес Прозор, — значит, проход в долину есть. Думаю, спуститься в нее можно не только по дороге. Удобный путь, он ведь для чего нужен? Чтоб телеги и сани по нему ездить могли. А пешему или конному все равно. И без дороги пройдет по любому месту, дело известное. Так вот, сверху не разглядеть, что в долине творится. Утренней дымкой земля была затянута. Но видно, растут в ней леса великие. И зелень в них не такая, как на этих деревьях. В тех лесах она будто подпорчена, паутиной серой затянута. И вот что мы увидели! Посередине нижнего леса есть большое зеленое пятно. Видно, что чистое оно, такого же цвета, как наши родные леса. Видно, что посередь этого пятна вода отблескивает, большое озеро.
