— Некоторые грибы даже трогать нельзя1 Не то что нюхать, или в пищу употреблять! Или не ведаешь, сколько наших предков в муках в Нижний Мир ушло? Чем мы тебе руки лечить будем? Возись с тобой потом…
Тут Прозор прав. Даже в родном лесу встречались такие ядовитые грибы, поев которых человек на этом свете долго не задерживался. Быстро шел по лунной дорожке на Велесовы пастбища. А еще говорили, что в дальних землях далеко на полудне в густых чащобах растут такие грибки, что на них даже смотреть не стоит — если жить еще охота. Может, это и выдумки, но незнакомых грибов следует избегать. А в этом лесу попадались или сплошь незнакомые, или обыкновенные поганки.
— Грибы есть не будем, — ворчал Прозор. — Зверья всякого тут много. Ягоды? Тоже не рвать и не пробовать. Может, тут вороний глаз на нашу чернику или голубику похож. В общем, други, осторожней! Не тяните в рот что попало.
На краю полянки стояла избушка. Первым ее увидел Борко и, вытянув вперед здоровую руку, тихонько шепнул:
— Гляньте, диво какое… Жилье…
Впрочем, на обитаемое жилье эта ветхая и маленькая избушка мало походила.
Меж трухлявых, почерневших от времени и растрескавшихся бревен зияли широкие — с ладонь — щели. Кровля из пожелтевшего дерна провалена Изба покосилась. Казалось, она вот-вот съедет в сторону, рухнет и раскатится по бревнышку. И стояла она не на земле, а на широком, большом — в половину человечьего роста — пне. Ни окошек, ни трубы.
Весь ее скорбный и ветхий вид говорил, что в ней давно никто не живет.
Прозор, подняв брови, качал головой. Дивились и остальные. Зачем ставить избу на пень? Рухнет! Вон как вся скособочилась — только дунь на нее, и повалится. Одна труха останется. Как в такой жить можно? И ни крыльца, ни двери. Окошек не видно. Даже намеков нет, как в нее входить. Может, со стороны леса вход?
Прозор тронул повод, подал знак оставаться на месте, и неторопливо подъехал к избушке. Оружия венды не доставали, хотя держались настороже. Вдруг какое чудо из избы выскочит?
— Что за леший тут живет? — бормотал Милован. — Пень-то зачем? Рухнет быстро…
Прозор глянул сквозь щели и отпрянул.
— Поехали отсюда, — мрачно прошептал он. — Никто тут не живет. И не жил никогда. Это могила.
Теперь сквозь широкие щели все разглядели, что в избе белели человеческие кости.
Они просвечивали сквозь лоскуты истлевшей дерюги. Длинные седые волосы обрамляли оскаленный череп. Пустые глазницы мертво глядели на вендов и, казалось, задавали немой вопрос: «Ну, нагляделись? Теперь езжайте отсюда куда подальше! Дайте спать спокойно…»
Венды не задерживались — покойники требуют к себе уважения. А то, чего доброго, неприкаянная душа, которую ненароком потревожишь, будет по ночам приходить к обидчику. Бывало такое… Не все души после смерти по лунной дорожке на Велесов суд шли. Тем, кто при жизни грешил много или никак не мог с нажитым добром расстаться, вход в Нижний Мир закрыт.
Отъехав на край поляны, подальше от избы, венды остановились и еще раз глянули на чудную могилу. Кто так хоронит ушедших — они не знали.
— Я слышал, что некоторые народы своих покойников на деревьях подвешивают. Или на помосты кладут. Тоже на деревьях… — морща лоб вспоминал Любомысл. — Иные в горах оставляют, чтобы птицы склевали. Тогда душа быстрее на небо попадает. Но про такие домовины я не слышал…
— А теперь услышишь… — раздался из ближних кустов старческий шипящий голос.
От неожиданности венды вздрогнули. Ведь вокруг поляны только что никого не было! Они охотники! Они в этом твердо уверены! Лесная мышь в норке запищит — и то сразу узнают, под каким деревом у нее жилье! А тут… Кто это смог так тихо подкрасться!..
Прозор и Борко выхватили мечи. Милован спешно тащил из налучья лук, а тот почему-то никак не хотел вылезать!
Лишь Любомысл и княжич не успели ничего сделать. Они даже не шевельнулись, сидели в седлах, как истуканы. Им не хватало проворства, которым обладали те, кто родился и всю жизнь провел в лесу. Проворства, которое в крови!
Венды были ошарашены невесть откуда раздавшимся голосом…
ГЛАВА 7
У волхва Хранибора
По другую сторону Радужного Пути, в вендском лесу, к избе волхва Хранибора двигалось удивительное шествие.
Впереди, важно задрав голову и твердо впечатывая клюку в дерн, вышагивал леший Дубыня.
За ним, оглашая лес жалобным ревом, косолапили два бера: мать и годовалый подросток пестун.
На вытянутых передних лапах мать осторожно держала бесчувственного человека. Мужчину, в необычной для Альтиде одежде.
Около беров, громко взлаивая, вился неизвестный волхву зверь.
Хранибор поначалу решил, что это волк. Уж очень он походил на лесных разбойников.
Но нет: могучий зверь больше любого крупного волка; безухий; пушистый хвост, в отличие от волчьего, загнут кольцом. И дикие волки не носят украшений, а сильную шею этого диковинного зверя охватывал широки!*}, усыпанный багровыми самоцветами ошейник.
Он бегал вокруг беров, помахивал мохнатым хвостом, припадал к земле, шумел, понукал их и даже пытался тяпнуть пестуна за мохнатые ляжки.
Беры недобро косились, но отогнать досадную помеху не пытались: мать несла мужчину — ее лапы заняты, а пестун к ней робко жался — незнакомый зверь его пугал. Детёныш еще! Мал.
Впрочем, зверь не просто так шумел. Хранибор увидел, что он выбирает берам путь: увидя вылезший из-под дерна корень, зверь становился над ним и несколько раз коротко взлаивал. Обозначал: мол, тут осторожней, не запнитесь, косолапые.
Когда беры проходили опасное место, зверь снова выбегал вперед и вертел головой отыскивая, только ему видимые бугры и ямки.
Видя такую небывальщину, Хранибор развеселился.
«Экий Дубыня выдумщик! Лесных хозяев ношей загрузил… А ведь старается, бережно несет. Ну да леший умеет со зверьми ладить. Все, что ни попросит, сделают. Ну и ну!»
Позади шли две девушки. Одну из них, рыжеволосую русалку Ярину, волхв давно знал. А вот другую… Белокурую девушку с большими темными глазами он видел впервые. «Кто же она? — обожгла мысль. — Неужто?»
— Доброго дня тебе, Хранибор! — издалека крикнула Ярина.
— И тебе доброго, Яринка! Поздорову ли живешь?
— Поздорову, Хранибор! Поздорову! Спасибо! — улыбалась Ярина. — Принимай гостей! Радость у нас нежданная, Хранибор. Это Снежана. — Русалка повела рукой на незнакомую девушку. — А беров погоняет Шейла, она псица, собака.
Услышав свое имя и, видимо, решив, что все сделано как нельзя лучше и ее помощь Дубыне уже не нужна, Шейла пару раз гавкнула для острастки. Затем пристроилась рядом со Снежаной и зашагала степенным шагом.
Хранибор и леший уже виделись этим утром, и поэтому приветствовать друг друга не стали.
