— Вы весьма заинтересовали меня, лорд, — улыбнулся Кирилл. — Я постараюсь обязательно вспомнить, что же такое необычное я видел. Хотя, честно скажу, тут все необычно. И у меня уже притупилось чувство удивления. Мне кажется, что меня уже ничто, никогда больше не поразит и не удивит. К тому же, мне и раньше доводилось сталкиваться со странными вещами.
— Ошибаетесь, Кирилл, — серьезно ответил хозяин. — Жизнь для того и создана, чтобы ей удивляться и поражаться. У вас еще все впереди. В человеке изначально заложена тяга к познанию и радость от знакомства с необычным. А познанию предшествует удивление. Кстати, мне известно о роде ваших предыдущих занятий, и я догадываюсь, что поразить чем-либо необычным вас сложно. Но прошу вас, как-нибудь изыщите несколько дней и исследуйте мою библиотеку. Я укажу, с чего вам следует начать, и уверяю — вы найдете ответы на многие вопросы, которые до сей поры остаются для вас загадкой.
Пока Кирилл обмозговывал эту сентенцию и интересное предложение, лорд распахнул окно.
По залу прошла волна свежего осеннего воздуха. Собаки недовольно подняли головы. Грей спросонья даже пробурчал нечто невразумительное. Но за сегодняшний вечер Кирилл не слышал, чтоб псы говорили. Даже мысленно к нему не обращались. И опять же — это тоже было немного странно.
А лорд Абигор вгляделся вдаль. Оглянувшись, улыбнулся.
— Ну вот. Наш гость не заставляет себя ждать. Уверяю вас, он войдет в этот зал с боем часов. Не хотите ли взглянуть на его прибытие? — Хозяин несколько лукаво смотрел на Кирилла. — Думаю, зрелище будет презанятное и стоит того, чтобы его видеть. Гость всегда старается меня — да и не только меня, а, наверное, всех с кем знается, чем-нибудь эпатировать. Впрочем, — тут лорд взглянул на неизменный шотландский костюм, в который был облачен Кирилл, — я думаю, ему весьма понравится ваш наряд. Предполагаю, что он как-нибудь последует вашему примеру. Кажется, такой костюм наш гость еще не носил.
Кирилл внутренне перевел дыхание. Дело в том, что он долго размышлял, что бы такое одеть к обеду? Строгий костюм — банально. Что-то иное, что соответствовало бы эпохе и камзолу хозяина? Но надо еще привыкнуть к новой одежде. Да и не представлял он себя в штанах с буфами. А с килтом Кирилл за эти дни сросся. И, в конце концов, этот наряд не так уж и плох!
«Пойду, как привык, — решил он. — В самом-то деле! Не в свитере же и штанах с карманами идти? Чай, не гопник! А шотландская одежда хороша. И я знаю, что даже на очень важных приемах горцы не стесняются ходить в килте…»
Кирилл подошел к окну. Вдыхал свежий воздух и вглядывался вдаль.
Там, в долине, на дороге по которой он недавно ездил в горы, вился и неторопливо оседал желто-красный шлейф осенней листвы. Казалось, его поднял вихрь.
Шлейф стремительно приближался к замку.
Вскоре Кирилл разглядел странное виденье — этот рыжий шлейф тянулся за маленькой каретой, мчащейся, если можно так выразиться, на всех парах.
Карета сверкала в солнечных лучах зеленоватым цветом и разбрызгивала вокруг себя нестерпимый для глаз блеск золотых искр. Как догадался Кирилл — от чистейших стекол.
Маленькие пони, запряженные цугом, вытянув вперед головы, во весь опор несли карету к воротам замка.
Впереди запряжки бежали нарядные скороходы. В руках они держали древки с плескавшимися по ветру вымпелами. Что на них изображено, Кирилл разобрать не смог — далеко.
Невысоко над каретой кружили два больших черных ворона.
Они по очереди пикировали на крышу: то почти касаясь ее изящных завитков, то резко взмывая ввысь.
На башне, к воротам которой неслась карета, гулко рявкнули пушки. Звук выстрела прокатился внутри замка продолжительным эхом.
Шейла подбежала к окну. Взбудораженная переполохом собака, встав на задние лапы, пристроилась рядом с Кириллом. Она вытянула шею и зорким взглядом смотрела на происходящее.
Овчарка втянула воздух, чуть рыкнула, и шерсть на ее загривке поднялась дыбом.
Вскоре на каменную площадь, вслед за выскочившими из ворот нарядными скороходами, выехала маленькая карета.
Окрашенная в ярко-изумрудный цвет, она сияла стеклами окон и причудливыми золотыми завитушками. Ее высокие обитые железными полосами колеса грохотали так, что казалось, будто карета разваливается на ходу.
Упряжь состояла из шотландских пони. В корне запряжены большие белые коньки. Два посередине — белые в черных яблоках. На спине одного из них сидел малюсенький чем-то схожий с мартышкой форейтор в изумрудного цвета наряде и треуголке. Треуголку украшали длинные, чуть ли не до земли, перья. Подбадривая упряжь, форейтор оглашал воздух дикими воплями.
«Йе-е!.. Йе-е!..» — неслось из-под перьев. Впереди бежали два конька-карлика вороной масти.
Унизанная бубенчиками упряжь пони издавала мелодичный перезвон. На запятках кареты стояли два маленьких лакея. Нестерпимые для глаз ливреи их выглядели подстать упряжи и карете: изумрудно-бархатные, сиявшие золотыми галунами и тоже расшитые позванивающими бубенчиками. На затянутых в белые чулки ногах лакеев сверкали черные лакированные штиблеты.
Из-под железных ободьев летели искры. Пони, резвясь, мчались к крыльцу главной башни.
Карета как вкопанная остановилась прямо перед входом, что делало честь искусству форейтора.
Блестящие скороходы — близнецы лакеев на запятках — добежав до крыльца и встав на одно колено, почтительно опустили древки вымпелов.
Ткань развернулась, и Кирилл увидел, что на них изображен дракон, держащий в клыкастой пасти черный круг с лучами — солнце.
На крышу кареты с карканьем уселись вороны.
Ливрейные лакеи проворно соскочили с запяток и, распахнув дверцы кареты, быстро опустили крытые бархатом ступеньки. Наступила звенящая тишина…
ГЛАВА 11
Жизнь в вендском лесу
Незаметно летели дни, недели. Прошел месяц, и теплая весна уступала место жаркому лету.
Нога Кирилла почти зажила. Никаких следов на поврежденном колене не осталось: чудотворное снадобье лешего затянуло рану в первые же часы. Но не это важно — подумаешь, шрам! — главное, что внутри, хоть и не сразу, пошло улучшение. Исчезла первоначальная хромота, невозможность делать иные элементарные движения: например, просто сильно согнуть ногу в колене. В нем незаметно стихли глухие ночные боли.
Кирилл бегал по лесу на длинные расстояния, а порой, продираясь сквозь лесные завалы, прыгал. Тренировался, не ленился. А как иначе? Если колено не разрабатывать — восстановление затянется, а этого он не хотел. Но иногда к вечеру все-таки начинал прихрамывать: поврежденное колено — это не шутка.
Впрочем, Кириллу была известна и такая вещь — тренировки через боль недопустимы! От самоистязания ничего толкового не выйдет. Дело известное: сколько спортсменов остались инвалидами, потому что пренебрегали этим простым правилом.
