Илья истово перекрестился, быстро перескочил через борт и прыгнул в реку.
Задремавший часовой очнулся, увидел пустое место на скамье, тряхнул головой, словно отгоняя остатки сна, и подошел к борту, подняв ружье. На палубе послышался чей-то крик. Пароход тревожно загудел.
Некоторое время казалось, что Илья утонул. Но вот стала проступать рябь и появился след плывущего человека.
Голова вынырнула далеко, шагах в ста от судна.
Солдат старательно целился, держа на мушке мокрую блестевшую голову. Сашка смотрел со стороны. Его крепко держали чьи-то руки. Глаз солдата напрягся, казалось, от него свет шел по дулу ружья, как от свечки. Наконец он выстрелил.
Голову на воде тряхнуло, словно кто-то ткнул Илью в затылок. Голова его ушла в воду. Потом появилась судорожно согнутая рука. Видно было, как Илья перевернулся под водой.
По щекам Сашки потекли слезы, и он весь дрожал от забившей его нервной лихорадки.
— Тоже прыгать собрался? — безразлично спросил солдат.
Он щелкнул затвором.
Конвойного солдата сменили и вызвали к полицейским офицерам.
— Ты слышал, о чем говорили между собой преступники? — волнуясь спросил Телятев.
— Знакомы они были между собой? — спросил Оломов.
— Незнакомы, ваше высокородие! Чужие были.
— Как же ты узнал?
— Заметно было, высокородие.
— А говорят, они приятели и свои?
— Никак нет. Я же рядом был. Мы ели вместе.
— Неприятный случай!
Солдату велели уйти.
— Зря человек не побежит, — сказал Оломов. — Значит, пойман был настоящий преступник. И убит. Тут уж никакие адвокаты не помогут.
— В воду кануло.
Пароход встал на якорь.
Мимо шла лодка. Гребли две молодые гилячки. Дети, женщины, мужчины и старик улыбались, глядя на пароход. На носу его стоял Ибалка с цепочкой от свистка, растянутой по мундиру.
Он тоже улыбался. На мостике ходил капитан в форменной фуражке.
Поравнявшись с кормой и завидев на скамье Сашку рядом с вооруженным солдатом и полицейских, садившихся в шлюпку, гиляки переглянулись и стали грести прочь от парохода.
ГЛАВА 25
Погода предвещала бурную зиму с жестокими морозными ветрами. Теплая, затяжная осень перемежалась злыми ненастьями.
Пронесся небывалый тайфун, полосами лес повалился вокруг Уральского. Перелегли через речку Додьгу или уткнулись в воду по самые вершины ильмы, пробковые дубы и клены, и не ветер, а вода шумела в их еще зеленых ветвях.
Когда-то, прибыв сюда и войдя впервые в тайгу, глядя на эти деревья, удивлялись крестьяне.
— Какие дубы повалились! — рассказывал Федор Кузнецов, возвратившись с заимки, — когда еще молодые такими вырастут.
Местами тучные лесины с поднятыми корнями прилегли на сучья ближних крепких еще деревьев. Лес, которому бы еще стоять и жить, прочесала буря и вырвала все, что удалось. Мостами упали совсем молодые кедры, а уцелели могучие старики.
Пароходы еще ходили. В низовьях стояла хорошая погода.
Кузнецовы перегнали скот на заимку. Коровы мычали зло, видя дорогу, загороженную буревалом. Их обгоняли целиной, по мелкой чаще.
Кета прошла.
Ночью кто-то взошел на крыльцо, потоптался, видимо, почистил сапоги, прошел сени, распахнул незапертую дверь в избу, прошел через кухню, зная куда идти.
Егор не спал. По смутным очертаниям фигуры, он узнал Василия и почувствовал, что-то случилось. Васька напряжен, словно в страхе.
— Отец? — неуверенно спросил он.
— Тут я, — спокойно ответил Егор.
Сын прошел в густую тьму к кровати, на которой лежал отец. Егор, почти не видя его теперь, почувствовал, что страх и напряжение покинули Ваську, и словно невидимые лучи сыновьего тепла обдали его душу.
Быстро спрыгнула с кровати мучившаяся весь вечер ногами Наталья.
— Что случилось? — спросил отец.
— Разогнали.
— И слава богу! — сказала мать и стала чиркать спичками.
— Илья убит, хотел бежать. Плыл через Амур, солдат стрелял его, — сказал Василий. — Я пиджачок его привез…
— Боже мой! — ужаснулась Наталья.
— Кто, ты говоришь, кто убит? — спросил из последней комнаты дедушка Кондрат и стал подыматься.
Загорелась лампа.
Наталья подошла к Васе и посмотрела в его лицо, оно изможденное и грязное, словно жизнь обезобразила его до неузнаваемости.
— Катя где? — с потаенным страхом и нетерпением спросила она.
— Идут…
— Вы не одни? — спросил отец. Он поднялся и, жалея, горько поцеловал Василия.
— Как ты? — спросил сын.
— Стою!
— Полиции нет? — спросил Василий с беспокойством.
— Что делать! Пусть все идут, — ответил Егор понимающе.
Василий вышел на улицу и негромко присвистнул. В избу завалилась целая толпа оборванцев.
— Ур-ра, президент жив! — закричал Студент, подымая ружье.
— Здорово, сват! — прохрипел Федосеич. — Старый дуб, долго пролежал в своей бухте?
— Мы очумели, президент, озверели, но… — воскликнул Студент. Последние дни были самыми счастливыми в его жизни.
— Мыться? Баню топить? — растерянно спросила Наталья.
Где-то послышались женские голоса.
— Утром — на заимку, — сказал Егор, — потом решим, что делать.
— Мы общественное золото привезли, — сказал Василий.
— Че у вас творится? — пригибаясь, в низких дверях кухни стоял Петрован. — Вернулись? Заразы! На заимках у нас не то что артель, роту упрятать можно…
— К Сашке, может?
— Нет, не надо. На заимке лодки есть, — ответил Егор.
— Погиб Илья…
В грязных шелковых шляпах и в ватниках поверх городских жакетов со стоячими воротниками появились с чемоданом и мешком Ксенька и Катерина. На прииск приезжала портниха и нашила золотишницам модных нарядов. Была там и шляпница.
— Маманя, че топить? — сразу спросила Катерина, обхватив Наталью за шею и целуя ее.
— Уж топлю, доченька! — ласково ответила Наталья.
— Зачем на заимку? Айда ко мне, — сказал Петрован. — У меня изба новая, три комнаты…
— Отец че-то у нас боязливый стал, — говорил он, уводя по невидимой тропинке гостей через траву и рытвины.
* * *
Ночью Катя всех перепугала в доме Егора. Она вскочила и стала истерически рыдать, потом кинулась к Наталье, залезла под одеяло, уткнулась ей в грудь.
