— Даром-то никто, поди, не даст…
— Вызовите мне сюда людей с… Кузнецовского! — сказал Оломов. — Живо. А ну… кто поедет?
— Я! — крикнул парень в картузе и быстро пошел к лодкам.
— Да где же ваши выборные? Что не идут?
— Пошли за ними.
Пехотный поручик недавно перевелся в Приамурье из Москвы. Он впервые присутствовал при разгоне хищников. Он представлял, что все это произойдет по-иному, выйдет полковник и скажет: «Именем государя! Приказываю…» — и пойдет! Толпа опустится на колени. Вместо этого шел какой-то несуразный разговор. Оломов не впервой разгонял и умел это делать. Но поручик почувствовал, что хищники здесь сильны. Он оглянулся на полицейских. Те, сняв рубахи, таскали из лодки грузы и разбивали палатки. «Все наоборот! Солдаты разгоняют, а полицейские работают!»
Ибалка распоряжался в лагере вместе с урядником Поповым.
— Сколько же их! — разговаривали солдаты за спиной поручика.
В толпе кто-то урчал время от времени.
— Ты, сволочь, утихни! — истерически крикнула молодая баба.
— Ребята, уймите мишку, а то слушать не дает, — сказала другая.
Двое глупых парней сдавленно смеялись, подталкивая ручного кузнецовского медведя подальше от начальства.
Медведь сердился, ему, видимо, тоже хотелось слушать, он чувствовал, что всех, как и его, занимают эти приехавшие новые люди в красных украшениях. Как каждый медведь, он умел отличать новое от старого и всем новым интересовался. А люди, которые всегда его заставляли все делать по-своему, лишали его даже этого удовольствия. Медведь поплелся по толпе и скучал, зная, что со слабыми людьми даже пошутить нельзя как следует.
— Тоже слушать хочешь? — обнимая его ласково, спросила Катерина.
Медведь услыхал знакомый голос и знакомый запах и улегся, скаля пасть и желая пожаловаться.
— Где же ваша власть? — подступая к толпе, спросил Телятев.
— Сейчас уж… они…
— Поди-ка сюда! — велел Телятев бородатому староверу.
Телятев старался показать, что совершенно не боится старателей. Он получал взятки с них и сейчас не желал, чтобы мужики подумали, что он с ними заодно. Но глухо побаиваясь губернатора и ревизии, расправляться с мужиками он все же не желал.
Старик шагнул к нему.
— Где твоя власть?
Старовер показал на небо.
Телятев взял его за бороду и дернул вниз.
— Глупости мне не говори…
— Жги огнем! — покорно отвечал старовер. — Кланяюсь богу единому!
— А государю?
— Государю! — ответил старовер. Еще подумал, снял шапку и поклонился.
— Так кто твоя власть?
— Господь наш! — ответил мужик.
— Я спрашиваю, мужики, где ваша выборная власть? — заговорил Телятев громко. — Мы должны сделать выгодные для вас распоряжения. Передать их выборным.
— Вот мы здесь все.
— Ясно, что выгодные!
— Иначе не приехали бы!
Медведь опять заурчал. Катька гладила его.
— В такую воду старались против течения…
— Это на Амуре прибыль, оттуда подперло. Видишь, и течение стало тише.
— Спасибо вам. Столько служивых с собой!
Глядя, как народ все подходит и раздаются все новые вопросы и слышатся насмешки, Оломов подумал, что если начнется сейчас сопротивление, то даже двумя ротами солдат тут не справишься. Он замечал современные дорогие ружья на плечах у старателей. Народ изрядно одет… «Так вот куда шел загадочный импорт!»
— Тихо! — зычно крикнул Телятев.
Он хотел пойти на толпу, но оторопел, столкнувшись лицом к лицу с Ильюшкой. Тот его однажды так припугнул, что Телятев его до сих пор боялся.
Сапогов, Бормотов и Микеха вышли из толпы и поклонились.
— Ваше высокоблагородие! — сказал Сапогов. — Вот мы…
— А-а! Ты? — обрадовался Телятев.
— Как же… Какое распоряжение надо — мы передадим. Все исполним, если что…
— Их высокоблагородие объявит! — сказал Телятев.
— Именем его величества государя императора нашего Александра Третьего, — громко заговорил Оломов.
В толпе стали снимать картузы и ружья с плеч. Старик с бородой встал на колени, многие слезали с деревьев, другие вставали с бревен.
Разговоры стихли. Сапогов приосанился и с важностью прошелся.
— За производство хищнической промывки золота закон карает тюрьмой! — продолжал Оломов. — Мы даем вам завтра день на сборы, и если станете все исполнять беспрекословно, то разрешим вам выйти беспрепятственно, оставив все производства промывки, а также инструменты на месте… А теперь надо действовать, — тихо сказал он Телятеву. — Глядите в оба! — велел он поручику. — И начинайте… Уклоняющихся будем преследовать! — снова повернулся он к толпе.
— Братцы! Все закончили! — объявил Силин, выходя в красной рубахе и лакированных сапогах. — Теперь надо разойтись…
— Послушай, эй! А чья это пекарня? Чьи амбары? — спросил его Оломов, показывая за реку.
— Это не наши… Иван Бердышов нас теснит, он выстроил, — ответил Силин. — Везде проник.
— Как это! Вы слыхали что-нибудь подобное? Бердышов оказывается!
— Да… Что-то… — замялся Телятев.
— Вы можете затребовать их, там приказчик бердышовский живет…
— Кто это?
— Да Васька Кузнецов! Такой пройдоха! Из молодых да ранний.
— Отойдем-ка… Что же вы? — спросил Оломов у пехотного поручика.
— Р-ружь-я к бою! — скомандовал офицер так, что в тишине слышно было далеко и во все стороны. — Р-за, два, три!
С каждым его словом послышался дружный лязг оружия. Толпа, как вода с берега, откатилась, оставляя полицейских и офицеров.
— Ат-ставить! — скомандовал офицер. — Вольно!
— Фу, ты! — говорили перепуганные женщины.
— Наверно, еще будут стрелять, надо уходить отсюда скорей, — говорили в толпе.
— Нет, это они только пугают…
— Да это ничего.
— Семакины вон хотели ехать, да их задержали, велели возвратиться. Видишь, они сразу-то тоже не пускают… Еще неизвестно, что будет…
— Да нам с голоду помирать, продукта нету! — кричала какая-то женщина. — А они говорят, выезда до послезавтра с прииска нет. А мы собрались…
— Они заморят! Два дня! Столько ждать…
— Пекарня будет ли работать?
— Кто знает?
Тимоха поднял руку и показал, что надо отступить еще. Теперь цепью подошли полицейские. Они мрачно наблюдали.