Как это часто бывает с больными людьми, настроение его вдруг переменилось. Советник мгновенно юркнул в ветельник. Он понял, Катя приехала не с Кузнецовской стороны, а откуда-то сверху. Она загнала лодку в бухточку, вытащила ее и быстро пошла туда, где торчали остатки китайского ресторана.
Советник следил за нею, перебегая и прячась за холмы, скрываясь за остатками строений. Прииск сейчас был уже совершенно пуст. Она кого-то искала.
Он почувствовал, что теперь уж она не ускользнет от него, но он и перед ней не желал появляться раньше времени. Он замечал, что она волнуется, ее охватывает отчаяние, она сжимает руки и ломает их, как благородная дама.
Катя обошла участок, заглянула в штольню, где работал иногда отец.
Она, кажется, решила ехать вниз, туда, где поставлен пост и идет проверка. Может быть, она и ехала туда, но не хотела появляться там без отца?
Катя вышла к бухте. Лодки не было. Она удивилась.
Из головы Советника напрочь вылетели все сомнения. Тревога и колебания сменились бурной радостью. Василий надежно упрятан, отгорожен. Прииск совершенно пуст. Она уже почти принадлежала ему…
Катя услыхала, что кто-то быстро, мелкими шажками шел сзади. Она обернулась. Очкастый подходил с улыбкой.
— Я спасу тебя, Катюша! — сказал он.
Глаза ее стали большими и злыми, словно накалились добела. Она отбежала, выгнув плечи, вся белая, похожая сейчас на лебедя. Быстро сорвала со своих ног тяжелые сапоги, она мгновенно перевязала их петли веревочкой.
— Катя! — воскликнул очкастый.
Она перекинула сапоги через шею и бултыхнулась прямо в ледяную воду. Река снова была чистой, никто больше не мыл в ней золота, и природа быстро справилась с временной, разведенной людьми грязью.
Катя плыла спокойно, борясь с холодным течением ровными взмахами рук. И с каждым взмахом она оглядывалась назад.
Толстяк забегал по отмели. Лодку он спрятал где-то так, что сам не мог ее сразу найти и вытащить.
«Прииск как умер и только такие шакалы еще бродят по нему!» — подумала Катя.
Дрожа от холода, в мокрой одежде, облепившей все ее тело, она вышла на берег и оглянулась. Враг еще возился там с лодкой. Он смотрел на Катю через очки зорко и зло. Катя кинулась бежать к резиденции. Она минула два мыса, прежде чем увидела крышу.
— Вася! — истошно закричала Катя. — Вася! Тятя! Где вы?
«Тятя! — отозвалось эхо. — е… ы-ы… Тятя… Вася…» — прокатилось по горам.
Она кинулась в пекарню, но там никого не было. В избе — пусто… «Где же Ксенька?»
Из-под куста появился огромный человек с блестящими черными глазами, разъехавшимися на тяжелых скулах.
— Никого нет. Нигде! — сказал черный Полоз. — Все ушли. Всех изгнали. А я скрывался в тайге. Я умею ждать… Я всю жизнь ожидаю… А ты? Что с тобой?
Он взял ее за руку, и от улыбки лицо его стало еще шире.
— Могу взять тебя в жены, Катька. Ну? Чего молчишь? Я тебя заметил давно! Я человек с характером. Себя не выдаю прежде времени. Ты заметила, что нравишься мне?
— Заметила, — сказала Катя. — Отпусти руку!
— И кошка отпускает мышь! — ответил он и поднял свои красивые густые брови.
— Спасибо… — ответила она.
— Все ушли, и никого нет. Всюду пусто. Муж твой арестован. Отец пьян, его не выпустят. Правда, как интересно? Теперь ты бессильна! Трепещешь? Да здравствует анархия, Катюша. Я сильней тебя! Выбрось из головы предрассудки, венец, мужа! Мир наш, и мы одни… Дай я тебя помну, Катюша!
Будь это пьяная матросня, каторжане, рабочие с промыслов Бердышова или китобои, Катька, может быть, нашлась бы, что сказать. Но сейчас она растерялась.
Образованные, умные люди хотели изнасиловать ее, а может быть, и убить. Она знала, за что на Сахалине сидят убийцы и насильники.
Сквозь белые зубы этот высокий человек с черными глазами мудреца цедил страшные слова с улыбкой. А Славный Дяденька тоже замышлял что-то страшное. Как учил ее старый моряк, она ударила изо всей силы Полоза новым кованым сапогом между ног и кинулась бежать. На ходу выхватила из колоды топор.
— Ксеня… Ксеня… — отчаянно кричала она.
— Катька… — услыхала она шепот над своей головой. Ксенька была, кажется, где-то под крышей. — Беги в амбар, дверь открыта, и заложишься топором.
Полоз хотел было перехватить Катерину.
— Уйди! — замахнулась она топором. — Уйди! Руки отрублю…
Она махнула топором. Полоз увернулся. Катя вбежала в амбар, захлопнула дверь, засунула топорище. Она упала на единственный мешок с мукой и в ужасе подумала: «Я буду жевать муку и не пить. Но не выйду!»
— Можно сломать любую дверь! — крикнул ей Полоз. — Что ты думаешь, я не найду топора?
— Я убью себя! — крикнула Катя. — Разобью себе голову о стену.
— Что ты хочешь, негодяй? — вдруг послышался голос Советника. Он перебрался через реку и, кажется, спешил на выручку.
— Куда ты лезешь? — отвечал Полоз.
Катя глянула через бойницу.
— Я вам говорю, что она моя! — сказал Советник. — Погодите, пустите! Я пойду к ней. У вас нет на нее никакого права.
— Куда вы пойдете, дверь заперта!
— Не толкайте меня… У меня в кармане револьвер.
— Не толкать?
— Да, да.
— А хочешь водки?
На некоторое время все стихло.
— У меня револьвер, — угрожающе повторил Советник.
— А у меня золото… Хочешь спирта?
— Дай! — любезным тоном сказал Советник.
— Какой ловкий! Но сначала…
— Что сначала? — истерически воскликнул Советник. — Я застрелю тебя и возьму сам.
— Ты никогда не осмелишься сам стрелять в человека! — уверенно сказал Полоз. — Ты не из того теста! Ты даже изнасиловать не решился бы, если пришлось бы отвечать.
— Ну, дай… дай… Обещаю…
Что-то забулькало, и Советник тихо и удовлетворенно засопел.
— Слушай, давай разобьем дверь бревном, — сказал Полоз, — как мы читали в учебнике истории… У меня есть золото. Я тебе дам фунт. Есть весы? У них в амбаре есть. Мы там возьмем. Я дам золото, но пусти меня к ней первого.
— Скоро сюда придет полиция, — отвечал Советник.
— Тогда надо скорей…
Катя стояла у двери, внимательно слушала и дрожала, как в ознобе.
Они долго еще спорили и отошли. Катя все время помнила смуглое широкое лицо с крутыми щеками, как тесанное из камня, и что на скулах разъехались глаза, косившие в разные стороны, и черные волосы. Лимон, Цитрон, Анархист — звали его. Он говорил: «Долой всякую власть».
