Бакст был достаточно профессионален, чтобы предугадать большие сложности подобной постановки, и знал, что Дягилеву без него не справиться. С 1914 года Бакст оформил для него лишь один-единственный балет («Женщины в хорошем настроении» в 1917 году), а теперь, незадолго до премьеры своей самой крупной и дорогостоящей постановки, старинный друг внезапно обратился к художнику с предложением выполнить более ста костюмов и декорации для трех актов. Бакст не доверял Дягилеву, памятуя об истории с «Волшебной лавкой» (когда его в последний момент заменили Андре Дереном). В то же время он чувствовал себя уязвимым: модернизм бурно развивался в послевоенные годы, а художник не спешил связывать свое имя с такой старомодной постановкой, как «Спящая красавица». Поэтому он потребовал, чтобы его пригласили в следующий новый проект Стравинского, находившийся еще в зачаточном состоянии и впоследствии получивший название «Мавра». Бакст полагал, что любая постановка на музыку Стравинского всегда будет считаться авангардной, и участие в ней могло бы, в случае необходимости, восстановить его репутацию. Впрочем, Бакст ошибался, приписывая «Мавре» авангардный характер, но это было не важно, так как этот спектакль ему все равно оформить не дали.
Дягилеву предстояло набрать огромное количество новых танцовщиков и балерин, гораздо больше, чем он когда-либо нанимал. На все ведущие роли нужно было поставить по три состава артистов, чтобы они могли выступать каждый день, а главную партию должны были исполнять даже пять балерин: помимо Спесивцевой в спектакле принимали участие Вера Трефилова, Любовь Егорова, Лидия Лопухова и тогда еще молодая Вера Немчинова52. На роль феи Карабос пригласили Карлотту Брианцу, танцевавшую в 1890 году партию Авроры во время мировой премьеры балета в Санкт-Петербурге, что стало еще одним реверансом Дягилева в сторону традиций, казавшихся ему в молодости столь избитыми.
На роль королевы Дягилеву требовалась высокая миловидная актриса, способная прочувствовать атмосферу балета. Ему не пришлось долго искать: Вера Судейкина прекрасно подходила на эту роль, так как обладала внешней красотой и петербургской закваской. Вполне возможно, что за этим выбором стоял Стравинский, так как незадолго до того у него начался роман с этой актрисой, причем в роли сводника выступил Дягилев. Больше всех от этой любовной истории пострадал Сергей Судейкин – за короткое время он потерял из-за Дягилева и его окружения не только молодого любовника, но и жену. Даже для проповедовавшего свободную любовь Судейкина это было уже слишком, и он начал жаловаться своему покровителю на чрезмерность его запросов, не постеснявшись при этом прибегнуть к эмоциональному шантажу и угрозам:
«Я очень сожалею, что беспокою тебя. Я так тебя люблю и ценю. […]
Равновесие моей жизни знает только В[ера] А[ртуровна]. Я тебя очень прошу и буду весьма признателен, если ты ее немедленно отпустишь. […]
Я думаю, что ты за это время узнал В. А. Это исключительно сильная и честная натура. Подумай, сейчас ей предстоит или уехать без твоего согласия, или сознавать, что моя работа и здоровье не на той высоте, на какой могли бы быть. Согласись, положение ее безвыходное!
Я дал тебе Бориса (если он тебе надоел, я охотно возьму [его] обратно) и В. А. Этим я показал свою любовь [к тебе] […].
Ты, вероятно, знаешь или слышал, что у меня бывают иногда припадки бешенства (это следствие моей болезни), и я не желал бы доставить мучительные минуты моей жене, которую я боготворю. […] Игорь, с которым я виделся и завтракал, испытал мое бешенство на себе и находит, что Вера должна немедленно приехать»53.
Из письма следует, что Судейкин был в курсе бурного романа своей жены со Стравинским и, возможно, также знал, что их свел Дягилев. Сергей не отреагировал на мольбы Судейкина, и некоторое время спустя тот послал ему новое письмо, на этот раз с жалобами на свое здоровье. Судейкин написал, что доктор запретил ему волноваться, так как, в противном случае, у художника может отказать сердце. В конце он добавил: «Я доказал тебе свое отношение, отпустив на 50 дней жену, которую я обожаю. Я уверен, что ты поймешь меня и доставишь в полном порядке драгоценнейшую для меня жизнь […]. Мой доктор присоединяется к моей просьбе»54.
Впрочем, Дягилев был более чем готов «доставить» Веру ее супругу, так как уже осознал, что роман Стравинского и Судейкиной начал приобретать более серьезный характер, а Сергей не хотел нести ответственность за семейную драму55. Еще до конца года Вера Судейкина вернулась к своему мужу, и пара написала Дягилеву письмо, в котором Вера благодарила Дягилева за то, что он ее «отпустил»56.
К тому моменту премьера «Спящей красавицы» уже состоялась, и у Дягилева были дела поважнее, чем разбираться в сексуальных эскападах своего окружения.
Задолго до премьеры Бакст переживал из-за абсурдно короткого срока, отведенного ему на подготовку такой широкомасштабной постановки. За два месяца он должен был своими руками изготовить более двухсот эскизов костюмов и макетов декораций. «И я еще не говорю, – писал он Дягилеву, – о париках, обуви и украшениях […] в императорских театрах они выделяют полтора года на постановку такого грандиозного балета»57. Чрезвычайно сжатые сроки подготовки спектакля не повлияли на представления Дягилева о высоком качестве оформления: за несколько дней до представления он расстроил до слез портных, потребовав внести изменения в экстравагантные костюмы. Как всегда, он лично руководил световой репетицией.
«Тот, кто никогда не присутствовал на световой репетиции [с участием] Дягилева, не мог знать, что его там ожидает. При необходимости репетиции продолжались до поздней ночи. В такие моменты его не волновала ни растущая плата за сверхурочную работу, ни сколько часов это занимает, ни даже тот факт, что он уже давно ничего не ел. Если участники репетиции демонстрировали признаки недовольства, то он давал им десять – пятнадцать минут отдохнуть. Но как только время паузы истекало, он произносил короткое: “Continuez, s’il vous plaît”.
[295] Они тихо осыпали его проклятиями, но делали то, что от них требовалось»58.
Но никакие усилия не могли скрыть того, что он пошел на огромный риск, решив поставить такой экстравагантный спектакль с настолько плохо подготовленной для этого труппой. Разумеется, он уже и раньше рисковал, но тогда в случае провала он всегда мог обратиться к старому репертуару. Еще ни разу успех сезона не зависел от одной-единственной новой постановки – его ангелы-хранители всегда оберегали его от катастроф. Но со «Спящей красавицей» случилось иначе.
Все не заладилось уже во время премьеры. В театре Альгамбра сломалось техническое оборудование сцены, и из-за этого часть декораций обрушилась. Их нужно было починить в перерыве, и Дягилев велел оркестру играть Пятую симфонию Чайковского, чтобы заполнить образовавшуюся паузу. Стравинский писал позднее:
«В тот вечер, вероятно, из-за того, что он так тяжело трудился и потратил так много энергии, у него случился нервный срыв. Он рыдал как ребенок, и окружающим было сложно его успокоить. Будучи суеверным, он увидел в этом инциденте плохое предзнаменование и, похоже, потерял веру в свое новое творение, которому отдал так много душевных сил и энергии»59.
