«Спящую красавицу» давали в Лондоне 105 раз, поначалу семь, а затем восемь раз в неделю, но она не добилась ожидаемого успеха. Спектакль привлекал все меньше зрителей, и в начале 1922 года дирекция театра Альгамбра решила снять его с программы. Дягилев остался должен 11 тысяч фунтов Столлу. Еще до того, как состоялось последнее представление, Дягилев оставил свою труппу на попечение Нувеля, а сам, чтобы избежать встречи с кредиторами, яко тать в нощи, бежал на материк. Прошло всего несколько месяцев с того дня, когда он приветствовал английского короля в его ложе, а теперь он был вынужден опасаться ареста. Еще никогда он не терпел таких огромных убытков, и казалось, что на этом история «Русских балетов» закончится.
XXV
Банкротство и дорога в княжество
1922–1924
Дягилев вернулся в Париж. В январе – феврале 1922 года он питался в забегаловках, где завсегдатаями были таксисты. Такой бедности он не знал с военного 1918 года. У него было всего лишь пятьсот фунтов, занятых у матери Хильды Бьюик, одной из его английских балерин1. О выступлениях в Лондоне (всегда составлявших львиную долю его годового оборота) можно было пока забыть. У него еще оставались декорации старых балетов, а некоторые артисты были готовы к нему вернуться, несмотря на то что он не выплатил им большую часть лондонского гонорара и бросил свою труппу на произвол судьбы. Несколько лет спустя он писал: «Я вижу в этом [провале] указание [Всевышнего] (ибо вся наша жизнь создана из [Его] указаний) на то, что не мое [это] дело и не мне подобает заниматься восстановлением старых триумфов»2. Тем не менее он не изменил своим эстетическим взглядам. Стараясь вновь встать на ноги и спасти свою труппу, он в течение 1922 года не оставлял попытки воссоздать идеализированную картину аристократической русской культуры.
Его план показать в Гранд-опера лондонскую постановку «Спящей красавицы» провалился, и поэтому он решил сократить рассчитанный на целый вечер балет до сюиты и достать из нафталина старые костюмы «Павильона Армиды». Таким образом, он создал новый балет под названием «Свадьба красавицы в зачарованном лесу».
[296] Кроме того, он включил в репертуар оперу «Мавра», над созданием которой Стравинский трудился еще с осени прошлого года. Если к тому времени Стравинский и получил гонорар за это произведение, то лишь частично, и потому катастрофическое финансовое положение Дягилева вызывало у него почти такую же серьезную озабоченность, как и у самого импресарио. Композитор писал ему:
«Чувствую, что тебе тяжело на душе, что мучают тебя твои-мои дела. Ах, если бы мне чем-нибудь можно было бы помочь тебе! Чем? Если музыкой своей не удается помочь, то чем же? […] Мне покоя не дают мысли о тебе и о том, что у тебя делается, хотя я ровно ничего о тебе не знаю до сих пор»3.
Самая серьезная проблема Дягилева заключалась в том, что от него ждали новых премьер. Без них Гранд-опера никогда бы не согласилась провести русский сезон, и Дягилев должен был ухитриться без особых затрат поставить новые балеты. В конечном счете помощь пришла от старинного парижского друга – Виннаретты Зингер, княгини де Полиньяк. Зингер была весьма состоятельна и помогала Дягилеву еще в первые годы его деятельности, однако они никогда не были очень близки. Она недолюбливала Мисию Серт, игравшую роль покровительницы парижского окружения Дягилева, и больше интересовалась музыкой, нежели балетом. За несколько лет до этого она заказала Стравинскому пьесу «Байка про лису, петуха, кота да барана» для своего салона. Дягилев всегда игнорировал это произведение (как и все остальные сочинения своих композиторов, написанные для других заказчиков), однако теперь у него не было выбора, и он послал Стравинского к Зингер с целью уговорить ее уступить «Байку» для постановки в новом сезоне «Русских балетов».
Дягилев добился желаемого: Зингер согласилась, и можно было приступать к постановке балета, причем вокальные партии спектакля Стравинский закончил еще в 1916 году. Несмотря на то что пьеса была написана всего за шесть лет до описываемых событий, казалось, что она относится к иной эпохе. Она изобиловала народными славянскими элементами, с которыми Стравинский часто экспериментировал в тот период. В ней еще слышались отголоски русского стиля «Весны священной» и (все еще остававшейся незаконченной) «Свадебки». Сначала Дягилев поручил оформление балета Судейкину – возможно, в благодарность за то, что тот уступил ему Кохно. Но Дягилев довольно быстро пришел к выводу, что для «Байки» ему необходим художник, чье творчество отражало бы настоящее народное славянское искусство. Разумеется, этим человеком был Ларионов. И теперь Дягилев должен был каким-то образом избавиться от Судейкина, и художник предоставил ему такую возможность: во время переговоров он дерзил и выдвигал требования, которые Дягилев ни при каких условиях не мог выполнить. Судейкин также заявил, что хочет выполнить сценографию всего вечернего представления, а не отдельного спектакля. Это переполнило чашу терпения Дягилева. Он был беспощаден:
«Ты сразу мне сказал – дословно, – что ты решил отныне работать только при условии, если тебе будет поручена целая программа. Тут же с некоторым недоверием ты добавил, что не знаешь с кем рядом ты должен был бы стоять в программе. Я думаю, что если бы я сейчас настаивал, то ты при дружбе ко мне согласился бы исполнить эту работу. Однако это не в моих принципах – каждый художник должен у меня сотрудничать за радость работы, а не из наилучших, даже дружеских чувств. Ты настаиваешь на том, что твое положение в последний год изменилось, что ты стал первым парижским декоратором и завален декорациями. Зная, что ты говоришь искреннюю правду и уступая твоим доводам, я отдал “Байку” другому художнику в ожидании случая, когда смогу передать тебе более ответственный труд»4.
Так несчастного Судейкина сменил Ларионов, записавший на свой счет еще одну победу над старым мирискусником.
Дягилев подтвердил репутацию ненадежного партнера, однако с художественной точки зрения он был прав. Ларионов был необходим для постановки «Байки», многие даже считают этот спектакль его самой успешной театральной работой. Однако у Дягилева могла быть еще одна причина внезапно разорвать сотрудничество с Судейкиным. Открытый противник нового коммунистического режима был не самой лучшей компанией. Повсюду слышались рассказы о нарастающих репрессиях в новой советской империи, и Дягилев был вынужден считаться с непростым положением родственников в Петрограде, находившихся на плохом счету у власти из-за того, что его племянники во время Гражданской войны предпочли сражаться за Белую армию. Если он надеялся когда-нибудь вернуться в Россию, – а от этой мысли он в тот момент еще не отказался, – то ему следовало избегать таких неблагонадежных личностей, как Судейкин.
Постановка «Байки про лису, петуха, кота да барана» и «Свадьбы красавицы в зачарованном лесу» обеспечила вынужденному импровизировать Дягилеву уже две премьеры для нового парижского сезона. Оставалась еще «Мавра». Как уже говорилось, ее партитура была почти закончена, а создание декораций было обещано Баксту, потребовавшему этого в качестве компенсации за своевременную помощь со «Спящей красавицей». Однако все произошло иначе, чем тот рассчитывал.
