«Мне кажется, что мы выдумали как раз то, что нужно: аполитично, характерно для эпохи (любовь на фабрике), партии героев выдвинуты, как Вы хотели, и наконец, чтобы в заключение вся фабрика, до молотков включительно, была приведена в движение, как аккомпанемент к танцу двух главных лиц»16.
Г. Якулов. Рисунок В. Маяковского
Крайняя предусмотрительность Дягилева, а также энергия, с которой он искал авторитетных людей из сферы искусства в Советском Союзе, не говоря уже о его общении с послами, говорят о большом значении, которое он придавал реакции на этот балет в России. Несомненно, определенную роль играла и его надежда на возможное возвращение. Такой возможности он не исключал и был очень внимателен ко всему, что касалось его статуса в СССР. Предварительное рабочее название «Урсиньоль», составленное из аббревиатуры URSS и французского слова «guignol» – «петрушка», в дальнейшем показалось не слишком политкорректным и было заменено17.
Прокофьев работал над музыкой балета и вскоре заявил, что «довольно много сочинил музыки, русской, часто залихватской, почти все время диатоничной, на белых клавишах. Словом, белая музыка к красному балету»18. 7 октября Прокофьев исполнил написанное для Дягилева и Нувеля и в целом получил одобрение. Дягилев одобрил девять из двенадцати частей. 16 октября Прокофьев снова играл, очевидно новую редакцию, дома у Коко Шанель в присутствии Кохно, Ларионова и Якулова19. Вначале Дягилев хотел просить Баланчина сделать хореографию балета, но потом от этой мысли отказался. В конце октября Прокофьев уехал в длительные гастроли по Швеции, Нидерландам и Соединенным Штатам, и работа над балетом на значительное время приостановилась, хотя, согласно договоренности, премьера «Урсиньоля» должна была состояться весной или летом 1926 года.
Когда Прокофьев уезжал из Парижа, труппа в очередной раз выступала в Лондоне, а затем, с 21 декабря по 6 января, – в Берлине. Приехал Гарри Кесслер, и вместе с Дягилевым, Кохно, Нувелем, Лифарем и Максом Рейнхардтом они отметили окончание сезона торжественным ужином.
Во время гастролей на железнодорожном перроне: С. Лифарь (держит в руках кокос – возможно, это часть реквизита «Петрушки»), слева от него С. Дягилев, справа Б. Кохно
Из Германии труппа сразу отправилась в Монако – выступать и готовить премьеры для следующего сезона. Премьера «Урсиньоля» официально была назначена на весну, но у Дягилева было, увы, слишком мало средств. Он попросил Якулова, находившегося в то время в Москве, от его имени пригласить Мейерхольда стать режиссером прокофьевского балета. Мейерхольд и Дягилев были достаточно хорошо знакомы. Двадцать лет назад, в 1906 году, Дягилев участвовал в подготовке так называемого «импрессионистического театра» Мейерхольда. В первые годы «Русских балетов» Мейерхольд несколько раз бывал на их премьерах20. Но участвовать в спектакле на советскую тему «продукции Монако» Мейерхольд решительно отказался и передал Якулову записку, в которой определенно высказался о том, что устраняется от проекта. В ней он пишет, что «по целому ряду причин» не может согласиться на предложение Дягилева быть режиссером «его предприятия»21.
В свете всех последних новостей Дягилев решил отложить премьеру балета. Он попросил Нувеля послать записку Якулову, и тот, в качестве пародии на стиль Мейерхольда, написал следующее: «С. П. Дягилев просит меня сообщить вам, что он, по целому ряду причин, к сожалению, вынужден отложить премьеру балета до осени»22. За три недели до этого Дягилев известил Прокофьева о том, что балет, скорее всего, будет дан в следующем сезоне. Отчасти это объяснялось отказом Мейерхольда от сотрудничества (пригласить кого-то другого того же уровня также не удалось: думали о Таирове, но и он отказался)23, отчасти тем, что Дягилев собирался в 1927 году отметить двадцатилетие своей театральной деятельности в Европе чисто русским сезоном, состоящим целиком из произведений Стравинского, Прокофьева и Дукельского. Но самой большой проблемой оставалось отсутствие денег. «Найдите мне 800 франков, – говорил он Прокофьеву, – и я завтра же начну репетировать ваш балет»24.
У дягилевской антрепризы по-прежнему были огромные финансовые трудности, и импресарио все так же зависел от спонсоров. Среди них были его старые знакомые, такие как Коко Шанель, княгиня де Полиньяк и леди Джульетт Дафф, но добавились и новые, такие как сказочно богатый лорд Ротермер, газетный магнат, и еще американский композитор Коул Портер. У спонсоров были как деловые, так и личные мотивы. Дягилев попытался свести Соколову с Ротермером, и, к его радости, это ему удалось. В то же время Портер, страстно влюбившись в Бориса Кохно, начал делать огромные пожертвования, что было Дягилеву неприятно25. С либреттистом Кохно, на тот момент постоянным, его никогда не связывала серьезная страсть, и даже то, что когда-то между ними было, осталось в прошлом. Тем не менее Дягилев ревновал. Проблемы оставались, несмотря на всю денежную помощь. Он экономил на декорациях и костюмах, старался приглашать недорогих дирижеров и композиторов. Дирижерами в Монте-Карло и Париже выступали Чезар Скотто, Эдуар Фламан, Анри Дефосс и еще один с говорящей фамилией Батон.
[317] Дягилев знал цену качеству, и для исполнения сложной музыки Стравинского и Прокофьева приглашал таких выдающихся мастеров, как Эрнест Ансерме, Юджин Гуссенс и Роже Дезормьер. Но и с них он не сводил придирчивых глаз. Как писал позже Ансерме: «Дягилев не терпел никаких ошибок. Среди балетов, которыми я дирижировал, практически ни один не обошелся без его замечаний. И все же я считаю оправданной его чрезмерную и необъяснимую строгость. Благодаря этой вечной критике он все держал под контролем»26. И хотя многие от него уходили (с дирижерами он вел себя точно так же, как с художниками и артистами), польза от такого подхода была налицо. Как писал Ансерме, неизменное влияние Дягилева на людей объяснялось тем, что, «как ни крути, это был единственный импресарио, который делает интересные вещи, и, так или иначе, все всегда к нему возвращались»27.
Итак, «Урсиньоль» был отложен, однако к началу сезона были готовы четыре премьеры. Среди них новый балет Жоржа Орика «Пастораль», который, как и «Матросы», оформлял Педро Пруна. Кроме того, впервые в истории дягилевской антрепризы были поставлены два балета на музыку английских композиторов: «Ромео и Джульетта» Константа Ламберта и «Триумф Нептуна» лорда Бернерса. Ни один из этих спектаклей не пополнил балетный репертуар, не вошла в историю и музыка этих балетов. Тем не менее «Пастораль» стала вехой в эволюции балета. Готовить премьеру Дягилев доверил Баланчину (через год после того, как ему поручили новое хореографическое решение «Песни соловья» Стравинского).
