Дягилев и его артисты следили за тем, чтобы элементы спектакля были тщательно согласованы друг с другом и плавно один из другого вытекали. «Наш балет, – говорил Бакст, – является совершеннейшим синтезом всех существующих искусств»36. Однако синтетическое мышление было характерно для музыкального театра уже с начала 50-х годов XIX века,
[174] поэтому дягилевский балет даже концептуально не был чем-то принципиально новаторским. Только уровень исполнения, а также тщательность, серьезность и самоотдача, с которыми относились к каждой детали Дягилев, Фокин, Бакст и Бенуа, привели к тому, что балет – имеется в виду совокупный, универсальный театр – перешел на новый уровень драматической выразительности. Революционность, которую усматривал в нем Кесслер, коренилась не в чем-то абсолютно новом, а в поразительной демонстрации возможностей уже существующего.
В. Нижинский. Рисунок В. Серова
Дягилев жил в те дни в мире «колдовства» и упоения.
[175] Каждый вечер он смотрел из ложи Мисии Серт на своих артистов через изящный перламутровый бинокль37. Вопреки напряжению последних дней, всей тяжести свалившихся на него финансовых проблем, Дягилев был счастлив. Его протеже Нижинский с лихвой оправдал его надежды, и импресарио еще больше поверил в свои способности находить и открывать новые дарования. Его прежний фаворит Маврин смотрел на стремительное сближение между Дягилевым и Нижинским довольно равнодушно. Он решил отомстить Дягилеву так, как впоследствии будут мстить ему все его любовники: романом с женщиной.
Его избранницей стала балерина Ольга Федорова. Она, конечно, была не первой встречной – даже Дягилев и тот признавал ее красоту. В разговоре с Бенуа он вроде бы обронил, что это «единственная женщина, в которую [он] мог бы влюбиться»38. Дягилев отреагировал на это увлечение Маврина так, как и следовало ожидать: впал в ярость и уволил39.
В жизнь Дягилева все больше входил Нижинский. В знак нерушимости их союза Дягилев подарил ему платиновый перстень от Картье с большим сапфиром. Лифарь позднее писал о том, что «настоящей гордостью, настоящей радостью Дягилева […] был Нижинский»40. Однако, несмотря на это, когда Нижинский после окончания программы заболел тифом, Дягилев так боялся заразиться, что не решался входить к нему в гостиничный номер и разговаривал с ним через щелку двери41.
Лето в том году Дягилев, Бакст, Мисиа и Нижинский, уже вполне отошедший после болезни, проводили вместе в Венеции. Нижинский переписывался с матерью и сестрой.
«Вацлав писал, – вспоминает Броня, – как на одной из дягилевских пирушек он познакомился с Айседорой Дункан. Во время ужина его посадили за стол рядом с ней, и она вдруг, обращаясь к нему, сказала: “Нижинский, нам бы следовало пожениться – подумайте только, какие бы у нас были потрясающие дети […] они бы были гении […] наши дети танцевали бы, как Дункан и Нижинский”. Вацлав рассказал нам в письме, как он ей ответил. Он сказал, что он не хотел бы, чтобы его дети танцевали бы, как Дункан, и к тому же он еще слишком молод, чтобы жениться»42.
В Венеции все строили планы будущих сезонов, Дягилев опять искал поддержку и деньги у аристократов. Он писал Бенуа, что говорил с великой княгиней Марией Павловной, супругой покойного Владимира Александровича, и она якобы обещала, что Дягилев будет пользоваться «августейшим покровительством ее высочества»43. Кроме того, Дягилев снова готовил ходатайство о субсидии царю.
На сегодняшний день трудно понять наивность Дягилева. Мог ли он искренне считать, что вновь будет пользоваться милостями двора, и действительно не ведал, что творится вокруг него?
XV
Чарующее искусство Леона Бакста
1909–1910
Из Венеции в Париж и Санкт-Петербург идет нескончаемый поток писем с планами нового балетного и оперного репертуара труппы, который Дягилев планировал представить в различных городах Европы.
Дягилев принимает два важных решения. Первое: ежегодно ставить несколько абсолютно новых спектаклей (таким образом, репертуар труппы будет премьерным, а не регулярным) и второе: привлекать к сотрудничеству не только русских, но и иностранных (в первую очередь французских) художников и композиторов.
Первыми композиторами, кому Дягилев заказал музыку, стали Морис Равель и Клод Дебюсси. Дебюсси только что исполнилось сорок восемь лет, и с 1902 года, когда состоялась премьера его оперы «Пеллеас и Мелизанда», он считался самым выдающимся французским композитором своего времени – ответом Франции на Вагнера. Новаторская гармония музыки Дебюсси вдохновляла молодых композиторов Франции и других стран. Дебюсси хорошо знал Россию: в молодости он давал там частные уроки музыки, однако не смог тогда оценить по достоинству значение русской культуры. Поначалу он скептически воспринял Дягилева и его «Русские сезоны», хотя идеи Сергея показались ему слишком интересными, чтобы позволить себе немедленно их отмести.
В сентябре в одном из писем Бенуа Дягилев поделился своими мыслями о новом балете:
«Дебюсси выразил большую готовность писать балет и уже давно начал музыку. Либретто он изготовит сам, и по сказочному совпадению действие происходит в Венеции в XVIII в. Ты, конечно, поймешь, что твой священный долг ставить этот балет, и хотя ты полон материалами этой эпохи, все же, пользуясь моим пребыванием здесь, я накупил разных фото, от которых ты будешь приходить в умиление. […] [Происходит] действие на одной из площадей Венеции с каналом, по которому ездят гондолы»1.
Дягилеву стоило огромных усилий уговорить Дебюсси. 18 июля композитор написал своему издателю Жаку Дюрану:
«[Я], разумеется, не в состоянии придумать сюжет балета по первому требованию. Да еще об Италии восемнадцатого века! Мне кажется, это не очень подходит русским артистам».
Кроме того, Дягилев не произвел на него особого впечатления:
«Я встретил господина С. де Дягилев в обществе музыковеда Лалуа. Кстати, последний говорит по-французски намного лучше первого, общение с которым проходит весьма затруднительно»2.
Однако спустя две недели Дебюсси был настроен уже более оптимистично, а Дягилев вдруг прекрасно заговорил по-французски: «Мы имеем дело с русским, который превосходно понимает французский язык». Клод Дебюсси пишет Луи Лалуа, которому предстояло разработать либретто, что он придумал сюжет балета, что главные роли будут исполнять Нижинский и Карсавина и что его забавляет то, как высокопарно трактуют постановки русского балета:
