– Шаутт меня забери, – пробормотал Дэйт, не веря своим глазам. – Это то, о чем ты говорил? Мост волшебников?
– Полагаю, что так, сиор.
– А где остальная часть?
Треттинец сделал быстрое движение и перешагнул на скалу. Она мягко просела под его весом, так что ему пришлось резко раскинуть руки, чтобы удержать равновесие.
Как только Мильвио оказался на ней, из бездны «всплыл» еще один кусок камня, зависнув на расстоянии ярда от первого.
– Кажется, мост для волшебников до сих пор работает, сиор.
– Волшебство без волшебников, – задумчиво произнес Дэйт.
– Вы сможете пройти?
– Я не такой ловкий, как ты, сержант, но справлюсь. – Он и вправду не видел никаких сложностей в прыжках по камням. Не важно, лежат они на земле или висят в воздухе.
– Надо просто приноровиться, сиор. Единственное, нельзя мешкать и надо переходить по фрагментам одновременно. Если я сейчас шагну дальше, первая скала упадет вниз.
– Понятно, – сказал Дэйт и прыгнул на камень.
Он уже знал, что тот чуть опустится – поэтому легко устоял. Площадка для ног была идеально ровной, и на первый взгляд все казалось куда проще, чем лезть по вертикальной стене, удерживаясь на ней лишь благодаря силе пальцев.
– Как вы, сиор?
– Ты напоминаешь мне моего оруженосца, парень, – хмыкнул Дэйт. – Он тоже следил за каждым моим чихом.
– Превосходно, сиор, – улыбнулся Мильвио. – Тогда сейчас я буду считать и на «три» перепрыгну на следующий фрагмент моста, а вы туда, где я сейчас стою.
– Понял. Считай.
Так они и пошли. Точно два дрессированных кролика, удерживаясь на странных секциях, поднимавшихся из мрака и тонувших в нем, стоило лишь Дэйту покинуть свою площадку.
Воин втянулся в монотонное действие и прыгал по бусинам над пустотой, думая о том, что после встречи с шауттами и асторэ его уже не так просто удивить. Мир до Катаклизма был совсем другим, и некоторые его осколки дожили до нынешней эпохи.
Ему показалось, что он сделал пять, а может, шесть сотен прыжков, прежде чем впереди в свете артефакта проступили каменные врата противоположного берега.
Это действительно когда-то были ворота, пускай и без створок. Высокая арка, украшенная резными виноградными побегами и гроздьями, выглядела хрупким засохшим цветком, который мог разрушиться лишь от одного неосторожного касания.
Здесь тоже все сковал лед от стекающей сверху воды, но коридор, широкий, с ромбовидной выемкой в потолке – уходил резко вверх.
– Эта дорога приведет нас на ярус выше, сиор. Если повезет, мы окажемся недалеко от нашего старого лагеря, – сказал Мильвио.
Прежде чем они ушли, Дэйт обернулся назад и увидел, как скала, на которой они совсем недавно находились, беззвучно опустилась во мрак.
Дыра, через которую Дэйт вылез, больше подходила для крысы, чем для человека. Ему пришлось снять гамбезон
[2], который он носил под давно отсутствующими доспехами, а затем и шерстяной свитер, предусмотрительно надетый в пещере еще до начала боев. Это дало воину возможность протиснуться вперед, хоть он и ободрал плечи и локти.
Мильвио, менее массивный, чем Дэйт, тоже прополз по лазу, толкая перед собой сверток одежды, кольчугу, а также пояс с рогом, мечом и кинжалом.
Туннель, по которому они шли, закончился тупиком, и только благодаря еще одной вертикальной шахте, за тысячи лет промытой водой, им удалось выбраться… куда-то.
Одевшись, треттинец поднял руку с кристаллом, осматриваясь и пытаясь понять, где они.
Это оказался высокий уступ, впереди матово блеснула темная поверхность озера.
– Можно спрыгнуть, – сказал Мильвио, светя теперь вниз. – Высоковато… но получится. Здесь узкая полоска берега, затем вода.
– Смотри, – сказал Дэйт. – Трещины в скале. Можно спуститься по ним почти на ярд, а потом уже прыгнуть.
– Хорошая идея, сиор.
Прыжок вниз тупой болью отозвался в ногах, и воин, тихо ругаясь, растирал лодыжки, благодаря Шестерых, что цел, наблюдая, как Мильвио ходит вдоль воды то влево, то вправо, изучая место, в котором они очутились.
– Ты ведь понимаешь, насколько велик шанс, что мы просто потеряемся в подземелье? Пещеры могут быть бесконечны, а вернуться обратно почти нереально.
– Я уверен, что это наше озеро, сиор.
– Наше?
– Возле него был лагерь отряда. Полагаю, сейчас мы просто на противоположном берегу.
Дэйт мог бы ему сказать, что пещеры огромны, озер в них может быть бесконечно много и шанс, что сейчас они вышли столь близко к знакомым местам – весьма небольшой. Куда выше вероятность оказаться в подземном лабиринте, где путники будут ползти из пещеры в пещеру, точно слепые мыши, и в итоге их кости найдут лет через пятьсот еще какие-нибудь несчастные, оказавшиеся здесь по воле случая.
Но он не стал озвучивать свои мрачные размышления, просто пошел вдоль берега следом за наемником.
Их путь продолжался уже много часов, и усталость давала о себе знать. Дэйт перемещался очень осторожно, чтобы не поскользнуться на наклонных поверхностях, не упасть в воду… да и вообще с трудом находил в себе силы двигаться дальше.
Тупая головная боль вернулась, и сияние артефакта на поясе Мильвио, который шагал первым, проникало прямо в мозг. Им требовался отдых, но Дэйт не желал заканчивать день вот так, в неизвестности. Что касается треттинца – с его энтузиазмом и оптимизмом, казалось, сил южанина хватит надолго. Что немало удивляло Дэйта.
Когда свет выхватил из мрака темные подпалины погасших кострищ, знакомые скалы и сталактиты, воин разве что не рассмеялся.
– Мы везучие, сержант. Я мог бы подумать, что здесь ты не в первый раз и прекрасно знаешь дорогу.
– Шестеро на нашей стороне, сиор, – Мильвио с улыбкой протянул ему кристалл. – Вам он понадобится. В вещмешке, что у вас за спиной, достаточно еды для одного человека, и если поторопитесь, то быстро нагоните отряд. Я возьму лишь один из факелов, с вашего позволения. Здесь наши дороги расходятся.
Дэйт хмыкнул и посмотрел на спутника с сомнением, словно опасаясь, что не расслышал:
– То есть ты не собираешься искать выход отсюда?
– Отчего же, сиор? Собираюсь. Но путь с «Дубовыми кольями», к моему несказанному сожалению, закончен. Мне следует заняться личными делами, а вам вернуться в отряд и принять командование. Я, как вы должны заметить, сделал все, чтобы это произошло.
– Позволь узнать, куда ты пойдешь?
Секунду треттинец молчал, но затем счел, что не будет большой беды, если он скажет правду.
