– Простите, милорд, – извинился на прощанье лейтенант, предоставляя им лошадей. – Времена нынче такие.
– Все правильно сделал, – ответил ему Дэйт. – Лучше перестараться, чем отпустить гулять по городу врагов.
– Да хранит вас Вэйрэн.
– Я, с вашего позволения, пока оставлю вас, сиор, – сказал Мильвио, не спеша забираться в седло. – Хочу немного погулять и посмотреть город. Давно здесь не был. Интересны произошедшие… изменения.
– Надеюсь, ты не исчезнешь, как один наш общий друг?
– Нет, сиор, – улыбнулся тот. – Я найду вас завтра. И пока останусь здесь.
Он кивнул на прижатую к крепостной стене двухэтажную таверну с вывеской «Речная рыба».
– Я скажу охране о тебе. – Дэйт щелкнул пальцами, и прибывший гвардеец достал из кошелька на поясе несколько серебряных монет.
– Ах, сиор. Вы очень любезны, но у меня достаточно денег, чтобы оплатить ванну, цирюльника, добрый ужин и теплую постель. Будьте осторожны, мой друг. Как правильно сказал любезный командир стражи, времена нынче не самые лучшие для того, чтобы оставаться беспечным.
Первым делом Дэйт вымылся. Ругался сквозь зубы, когда слуги выливали на него ведра горячей воды, а затем растирали кожу мыльным раствором и шершавыми камнями. Затем срезали лишние волосы, давно уже лезущие в глаза, и привели бороду в приличный вид, чтобы никто не спутал друга герцога да Монтага с медведем.
Дэйт точно заново родился и, будь чуть более впечатлительным человеком, однозначно пустился бы в пляс, когда облачился в новую, чистую одежду.
Он попросил перья, бумагу, чернила и написал несколько писем. Дочерям, что с ним все в порядке. Барону да Мере с отчетом о том, что случилось возле Улыбки Шаутта, еще одно, точно такое же, герцогу, сейчас находившемуся с армией на южной границе. Последнее подготовил для Тавера, если тот выжил после раны, либо для мастера Харги. По расчетам Дэйта, они уже скоро выйдут на поверхность, и он отправил послание в ближайший к диким землям город, через которые отряду предстояло пройти. Комендант вручит сообщение, как только воины появятся.
После Дэйт расспросил начальника караула (носившего синий плащ), что происходит в мире, а главное, на войне.
– Враги в осенней кампании выдохлись, ваша милость, слава Вэйрэну, – ответил тот, не скрывая радости. – Кузен его милости со своими людьми и войсками фихшейзцев не прошел Драбатские Врата. Башни сыграли хорошую службу, стрелки отбили шесть штурмов. Пока напавшие на нас стоят в долинах, ждут высадившуюся на берегу пехоту из Ириасты, чтобы начать новый штурм. Сейчас там плохо с погодой, сильные метели. Все понимают, что еще неделя-две, и до весны не будет никаких битв. Ублюдкам придется спуститься к морю, если только они не хотят замерзнуть.
– Хорошо. Что на западе?
– С десяток побед, два поражения, потеряли три полка. Но нам удалось захватить северную часть Фихшейза, его предгорья и шесть опорных замков из семи. Несколько городов открыли ворота и подняли знамена Вэйрэна. Шауттов видели в соседних герцогствах, и люди охвачены паникой. Говорят, часть армии Ириасты отказывается сражаться после того, как пришли демоны. Они верят, что это наказание за то, что считали нас отступниками. Но теперь-то совершенно ясно, на чьей стороне правда, милорд.
Дэйт, у которого от упоминания Вэйрэна с утра к месту и ни к месту начала уже болеть голова, слушал военные сводки, понимая, что ситуация не такая уж и радужная, как ее представляют дураки. Герцог не остановился, вытеснив противника на его территорию, и, кажется, не собирается останавливаться. Дэйт подозревал, что у владетеля есть желание дойти до Вестера и Велата, а это чревато большими людскими потерями, долгой войной и…
От мыслей его отвлек слуга с сообщением, что первый советник Тэлмо желает видеть милорда в любое удобное время.
Лав-полукровка, все такой же пузатый, с блестящей лысиной и седыми усами, ждал его в холодном зале, украшенном потускневшими от времени портретами, серыми гобеленами с изображениями эйвов, хотя Дэйт бы не поручился, что это именно эйвы, а не олени, которые слишком сильно отъелись.
Как всегда, на груди Тэлмо висела толстая цепь из серебра со знаком крылатого льва, символ первого советника герцога. Но Дэйт заметил, что к темному камзолу острой иголкой прикреплен уже ставший распространенным знак водоворота.
Улыбаясь, советник обнял да Лэнга:
– Проклятье, мой мальчик! Как?! Я решил, что ты призрак или шаутт! Да Мере писал, что ты с людьми ушел в подземелье! Ну, рассказывай! Я жажду услышать!
Старик, к глубокому сожалению Дэйта, сильно сдал за то время, что они не виделись. Друг, служивший еще отцу да Монтага, разменял уже седьмой десяток, и было видно, как тяжело ему ходить из-за вечно донимающих болей в суставах. С облегчением он сел в глубокое кресло, посмотрев на гостя бледно-зелеными глазами, дождался, пока слуги нальют вино.
– Рассказывай, – повторил лав.
И Дэйт рассказал ему все без утайки, во всяком случае до того момента, как очнулся в компании Мильвио. Здесь ему пришлось откровенно врать о блуждании по лабиринту пещер и том, что Шестеро указали ему путь на поверхность.
– Поосторожнее с упоминанием Шестерых, – проскрипел Тэлмо, стукнув ногтем по золотому знаку на камзоле. – Прежние боги теперь здесь не в чести.
– Прежние ли? Одно не исключает другого.
– Все время забываю, что в политике ты как медведь возле пчелиного улья. За такие слова, если его светлость будет в дурном настроении, тебя отправят куда-нибудь на задворки герцогства и там и оставят.
– Все так плохо?
Первый советник покряхтел, ерзая в кресле.
– Я очень стар, мой друг. И уже не в силах бороться с новыми правилами и настроением нашего владетеля. Был серьезный разговор, где его милость в очень доступной форме объяснил, что негоже мне держаться старых традиций. Я подаю дурной пример сомневающимся, а те, кто сопротивляются, вообще могут вознести меня… не туда, куда хотел бы герцог. Так что он попросил меня надеть этот красивый значок и посещать службы в храме Вэйрэна, как он теперь называется. Зажигать огонь вместе со всеми. Хотя бы для виду… Ну, ты понимаешь… Все сильно изменилось меньше чем за год. Слишком многие пошли за синим пламенем, и теперь в окружении герцога новые порядки. Она у нас важнее всех, и герцогиня слушает каждое ее слово. И передает их своему мужу, а он, чтобы защитить сына, сделает все, чтобы его единственный наследник выжил. Шестеро? К шауттам их, раз не могут спасти семью. К тому же что будет, когда узнают, что мальчишка тоже асторэ? Владетелю важно, чтобы вокруг сына было как можно больше тех, кто не боится таких, как он. Кто видит, что Рукавичка не зло, а сила, что дал ей Вэйрэн, противостоит шауттам.
– Поэтому он позволяет твориться такому?
Тэлмо устало прикрыл глаза:
– Я обречен умереть, видя, как мир меняется, Дэйт. Да Монтагов назвали отступниками в Ириасте, Фихшейзе, Даворе, Савьяте, Дарии, Варене, Соланке. Два герцогства ведут с нами войну. Тараш колеблется, но близок к вступлению в бой. В Дарии преследуют сторонников Рукавички, но меньше тех не становится. Герцог Треттини молчит и выжидает. Восток не дает о себе знать. Алагория и Савьят никак не комментируют, словно не знают о происходящем. Ариния, Дагевар, Кариф… обеспокоены, но и только. Летосу, Муту и Черной земле нет дела до того, что происходит на материке, но, уверен, они тоже следят за происходящим. Кулия, Накун – их мнение давно никого не интересует, они никогда не лезли в дела южнее Гранита и Пьины. Лоскутное королевство и Нейкскую марку заботит только Рубеж и те, кто туда приходят, но, по сообщениям их послов, это первые кандидаты на то, чтобы поддержать Вэйрэна – люди там не понаслышке знают, что бывает, когда из Пустыни приходят мэлги и шаутты.