– Женщины подлежат совершенно иной дисциплине, – продолжал доктор Лит, – и представляют из себя, скорее, вспомогательное войско, чем неотъемлемую часть армии мужчин.
У них есть свой главнокомандующий-женщина, и они вообще состоят исключительно под женской властью. Главнокомандующий, как и старшие офицеры, избираются женщинами, отслужившими срок, на тех же основаниях, как избираются начальники мужской армии и президент нации.
Главнокомандующий женской армии восседает в кабинете президента и имеет свое вето в вопросе женского труда, в апелляциях, не решенных конгрессом. В судебных делах женщины, как и мужчины, предаются суду своим главнокомандующим. Дела, в которых обе стороны – женщины, разбираются судьями-женщинами; если же стороны разного пола, то их приговор решается судьями обоего пода.
– Женский пол в вашей системе организации точно государство в государстве, – заметил я.
– Отчасти да, – продолжал доктор Лит, – но вы должны согласиться, что от такого рода внутреннего «государства» нации не грозит никакая опасность. Непризнавание индивидуального различия между полами было одною из многих ошибок вашего общества. Взаимное влечение между мужчиной и женщиной очень часто мешало рассмотреть им, насколько оба пола во многом чужды один другому; есть вещи, в которых каждый из них может сочувствовать только своему полу. Только предоставив полную свободу проявлениям особенностей каждого пола, а не уничтожая их, чем, по-видимому, задавались ваши реформаторы, возможно достигнуть того, чтобы каждая сторона была довольна собою и чтобы при этом сохранилась прелесть обоюдных отношений. В ваше время женщины могли только противоестественно соперничать в карьерах с мужчинами; мы же дали им свой собственный мир с возможностью всяких соревнований в нем в карьере, в честолюбии, – и в нем они счастливы. Нам представляется, что женщины вашего времени были жертвою цивилизации. Несмотря на большой промежуток времени, до сих пор, оглядываясь на их скучную, неразвитую жизнь, окончательно глохнувшую с замужеством, на их узкий кругозор, на те четыре стены, в которых они были заключены физически, на их узкий круг личных, мелких интересов, до сих пор приходишь в невольный ужас. Я не говорю уже о бедном классе, которому приходилось работать до смерти, и о богатом, обеспеченном классе. От всех своих серьезных печалей, а также от мелких житейских невзгод женщина не могла утешаться участием в общечеловеческих делах вне дома, у нее не было никаких других интересов, кроме семейных дел. От подобного существования у мужчин сделалось бы, наверное, размягчение мозга или сумасшествие. В настоящее время все это изменилось. Теперь нет женщины, которая мечтала бы быть мужчиною, нет родителей, которые желали бы лучше иметь сына, чем дочь. Наши дочери так же честолюбиво стремятся к достижению карьеры, как и наши сыновья. Замужество, ежели оно кому выпадает на долю, не является для них вечным заточением, оно нисколько не отрывает их от широких интересов общества, от шумной жизни света. Только с появлением на свет ребенка женщина на время – покуда она полна новых интересов – расстается с общественной деятельностью. Затем она всегда может вернуться на свое прежнее место, в ряды своих сотоварищей, с которыми ей не приходится совсем прерывать сношений. Женщина в настоящее время действительно счастлива, если сравнить с тем, что она была прежде в истории мира, и ее возможность сделать мужчину счастливым в настоящее время, конечно, возросла.
– А разве стремление девушек, – заметил я, – в достижении всяких успехов и отличий как членов армии промышленности не заставляет их отказываться от замужества?
Доктор Лит усмехнулся.
– Не беспокойтесь, мистер Вест, Господь Бог позаботился о том, чтобы их взаимное влечение оставалось неизменным, каковы бы ни были современные перемены в отношениях мужчины к женщине. Даже в ваше время, когда люди были так поглощены заботами о существовании, что, казалось, у них не было времени ни на что другое, когда будущее было так неопределенно, что иногда являлось преступлением иметь детей, женщины все-таки выходили и выдавались замуж. Что касается чувства любви, то, по мнению одного из наших авторов, все те мысли, которые прежде тратились на житейские заботы, в настоящее время тратятся на это нежное чувство. Положим, это несколько преувеличено. Скажу более, замужество отнюдь не является помехою в женской деятельности – напротив, высшие назначения в женской армии промышленности предоставляются женам и матерям, так как только они являются вполне представительницами своего пола.
– Неужели женский труд ценится наравне с мужским?
– Конечно.
– Но, вероятно, с большими вычетами за неизбежные пропуски по домашним обстоятельствам.
– С вычетами? – воскликнул доктор Лит. – Как можно! Содержание всех одинаково – без исключений; уж если б допускалось какое-либо различие по отношению к пропускам, о которых вы говорите, то, конечно, в пользу женщин. Какой же труд выше, дороже для нации, как не ношение и кормление ее детей? По нашим взглядам, ничьи заслуги так не велики, как заслуги хороших родителей. Нет труда более бескорыстного, затраченного более без возврата, хотя нравственная сторона и бывает вознаграждена вполне, как воспитание детей, которым суждено быть людьми в то время, когда нас не будет.
– Из того, что вы говорите, можно подумать, что жены совсем не зависят материально от мужей?
– Конечно, нет, – заметил доктор Лит, – точно так же и дети не зависят материально от родителей, – они пользуются только их услугами любви. Труд ребенка, когда он вырастет, послужит к увеличению общественного капитала – не капитала его родителей, которых в то время не будет в живых, а потому и воспитывается за общественный счет. Поймите, что счеты каждого члена общества – мужчины, женщины, ребенка – ведутся непосредственно с государством без всяких посредников, исключая, конечно, родителей, которые, до некоторой степени, являются опекунами своих детей. Как видите, отношения индивидуумов к нации, их принадлежность к ней дают им право на пропитание, и это право совершенно независимо от их близости с другими лицами, которые, подобно им, считаются членами нации. Зависеть от средств другого было бы неприлично в нравственном смысле и несообразно ни с какою рациональною социальной теорией. Что сталось бы с личной свободой и личным достоинством при таких условиях? Я знаю, что вы считали себя свободными в XIX столетии, но, вероятно, слово «свобода» не имело того значения, какое оно имеет теперь, иначе, конечно, вы бы не назвали то общество свободным, в котором каждый отдельный член был в унизительной зависимости от другого. Помимо самих условий жизни, бедный зависел от богатого, слуга от хозяина, женщина от мужчины, дети от родителей. Что касается материальной зависимости женщин от мужчин, которая существовала в ваше время, то, вероятно, только в браках по любви она была еще возможна, хотя, думаю, для развитых женщин она казалась всегда одинаково унизительной. Каково же было женщине в тех многочисленных случаях, где в браке или не в браке она продавала себя мужчине ради средств для существования? Даже ваши современники, как ни равнодушны были они ко многим возмутительным сторонам вашего общества, отчасти сознавали, что это не совсем так, как бы должно было быть, но дальше оплакивания женской участи их сострадание не простиралось. Им не приходило в голову, что это чистый грабеж, что жестоко забирать в свои руки производства всего мира и заставлять женщину ластиться и выпрашивать свою часть. Простите, мистер Вест, что я отношусь к этому с такою горячностью, забывая, что целое столетие легло между этим грабительством, печалью и позором несчастных женщин, точно вы являлись ответственным лицом за то, что, без сомнения, вы оплакивали не меньше моего.
