– Со мной Эмма.
– Какая Эмма?
– Дэвис. Она новенькая.
– А, крутая Эмма, которая стильно опаздывает.
Я пискнула, в шоке и прострации от того, что Тео меня знает. Он запомнил, что вел меня в «Кизил» в темноте. Он заметил мое существование.
Вивиан ткнула меня локтем в ребра. Я скромно проблеяла:
– Привет, Тео.
– Чего вы так рано встали? – спросил он.
Я замерла на месте, вцепившись в запястье Вивиан, взглядом умоляя ее не рассказывать правду. Я была не уверена, смогу ли умереть от смущения, но проверять точно не хотела.
– Так мы в ванную, – ответила она. – А ты-то здесь что забыл? Разве в Особняке нет душа?
– Там совсем фиговый напор, – отозвался Тео. – Не трубы, а рухлядь. Именно поэтому я поднимаю свою задницу в несусветную рань и принимаю душ здесь, пока девчонки не набежали.
– А мы первые, – сказала Вивиан.
– Может, вы уже уйдете? Тогда я наконец домоюсь спокойно.
Вивиан посмотрела на меня, ухмыльнулась и сказала:
– Подрочить хочет.
Это прозвучало так пошло и неуместно, что я рассмеялась. Тео услышал и сказал:
– Нет, ну правда. Я не могу тут торчать весь день.
– Хорошо, хорошо, – отозвалась Вивиан. – Мы ушли.
Мы убежали, не переставая хихикать, а потом взялись за руки и стали кружиться в предрассветной тишине. Мы кружились, пока у меня не поплыло перед глазами. Лагерь, душевые, лицо Вивиан – все смешалось в одно большое счастливое пятно.
10
На то, чтобы заснуть, у меня опять уходит несколько часов. Для жителя Манхэттена здесь очень тихо. Я все-таки умудряюсь задремать, но меня тревожат кошмары. В самом ярком из них я вижу женщину с фотографии из ящика Вивиан. Я смотрю в эти потерянные глаза, а потом понимаю, что уставилась в зеркало.
Я и есть женщина с фотографии. Мои волосы метут пол, мои глаза цвета грозового неба смотрят на меня.
От этого открытия я просыпаюсь и сажусь на кровати. Я едва могу перевести дыхание, а моя кожа покрыта испариной. Мне хочется в туалет. Стараясь не разбудить остальных, я нашариваю фонарик и новые ботинки. Выхожу на улицу и надеваю их, а потом смотрю на ночное небо. Я успела забыть, как оно здесь выглядит. Оно чище, чем в городе, тут нет вечного сияния реклам и миллиона самолетов. Небо похоже на холст, залитый темно-синей краской и усыпанный звездами. Луна почти у горизонта и прячется в леса на западе. Вид прекрасен, и я даже хочу его написать. Наверное, это прогресс.
В душевых я нажимаю на выключатель. Люминесцентная лампочка потихоньку загорается, и я иду в ближайшую кабинку. Кстати, ту же самую, где мы сидели с Вивиан той страшной ночью и где она меня подбадривала.
Меня и по сей день удивляет одна вещь. Я пришла в душевые в одном настроении, а ушла из них в совершенно противоположном. Сначала я была в ужасе. Я считала, что мое тело предаст меня миллионом способов. А вот на обратном пути я чувствовала одну сплошную радость. Я вцепилась в Вивиан. Я была счастлива. Я была жива.
Вспоминая это, я вздыхаю. Собираюсь выйти из кабинки, но вдруг слышу, как открывается дверь. Сначала я подумала, что это Тео. Глупая, грустная мысль, но почему бы и нет, многое в этот вечер повторяется, и мы оба снова здесь.
Я смотрю в щель и вижу девушку. Длинные голые ноги, светлые волосы. Она стоит у раковин и смотрится в зеркало. Я тоже в него смотрю, немного сдвинувшись внутри кабинки. Замечаю темные глаза, курносый нос и заостренный подбородок.
Я резко выхожу из кабинки и окликаю ее по имени:
– Вивиан?
Я понимаю, что ошиблась, еще до того, как она оборачивается. У нее не настолько светлые волосы. Загар темнее. Наконец, я вижу бриллиантовую сережку в ее ноздре. Та блестит и переливается.
– Это еще кто? – спрашивает Миранда.
– Никто… – Я не договариваю, поймав себя на лжи. – Девочка из лагеря. Я ее знала.
– Вы меня до смерти напугали.
Я верю ей на все сто процентов. Я напугала еще и себя. Я смотрю вниз и вижу, что вцепилась в браслет с птичками. Они гремят. Я заставляю себя разжать пальцы.
– Извини, – говорю я. – Я устала и запуталась.
– Не спится?
Я киваю:
– А тебе?
– И мне.
Она говорит как будто бы непринужденно, но я сразу понимаю, что это ложь. Я хорошо угадываю, когда кто-то врет. У меня были отличные учителя.
– Все в порядке?
Миранда кивает, но где-то на середине движения кивок превращается в покачивание. Я вижу, что у нее покраснели глаза и все еще блестят от слез щеки.
– Что случилось?
– Меня бросили. Первый раз, кстати. Бросаю всегда я.
Я подхожу к раковине и поворачиваю кран. Из него начинает литься холодная, приятная вода. Я смачиваю бумажное полотенце и прижимаю его к щекам и шее. Чувство просто прекрасное. Холодная вода испаряется от жары, от капелек воды остается приятное ощущение.
Миранда смотрит на меня, беззвучно умоляя о поддержке. Я вдруг думаю, что это тоже часть моей работы, и я к ней не готова. Но я знаю, что такое разбитое сердце. Даже слишком хорошо.
– Хочешь поговорить об этом?
– Нет, – отвечает Миранда. – Мы не то чтобы там серьезно… Мы встречались вроде как месяц. И я понимаю. Я уехала на шесть недель. Он хочет повеселиться летом.
– Но…
– Но он бросил меня по смс. Какой козел так поступает?
– Он тебя недостоин, – говорю я.
– Но он мне нравился. – На глазах Миранды блестят слезы. Она не плачет, а вытирает их кулаком. – Обычно все не так. Обычно мне наплевать на парней, которым нравлюсь я. Но не в этот раз. Вы, наверное, думаете, что я ребенок.
– Я думаю, что тебя обидели. Но тебе станет легче. Ты вернешься из лагеря, он будет с какой-нибудь…
– Шлюхой, – говорит Миранда.
– Именно. Он будет с какой-нибудь шлюхой, и ты даже не поймешь, чем он тебе вообще нравился.
– И он пожалеет, что бросил меня. – Миранда смотрится в зеркало и улыбается. – Я буду отлично выглядеть с загаром.
– Вот это бодрость духа. А теперь – марш в коттедж. Я скоро вернусь.
Миранда идет к двери и машет рукой. Она исчезает за дверью, и я умываюсь и пытаюсь собраться. Даже поверить не могу, что приняла ее за Вивиан. Не слишком-то хорошее начало. Все кончено, но воспоминания теснятся в моей голове – и все благодаря этому месту.
Я выхожу на улицу. И даже небо кажется мне знакомым, оно серовато-синее. Я часто использую этот оттенок в работе. Он спокоен, меланхоличен, и в нем есть капелька надежды. Небо было такого же цвета, когда мы с Вивиан вывалились из душевых рано утром, хохоча изо всех сил. Казалось, что на всей Земле больше никого нет.
