Подобные сплетни Черепахин пресекал, считал их красной пропагандой:
– Не может освободительная армия куражиться над мужиком. Она карает только врагов, защищает мирных граждан.
Однако «защитники» оказались шибко шустрыми. К вечеру одна за другой прибегали в управу бабы и в голос молили унять варнаков:
– Ить последнюю шаль забрал, дьявол колченогий, чтобы ему удавиться на ей! Дуньку вон у Алёны спортили, Матвея избили до полусмерти. Где закон туты-ка? Велите убраться им, не то сама возьму ружжо и хлестану меж глаз первого попавшего. Суди потом!
Черепахин требовал у Красильникова призвать казаков к порядку, но тот только скалился и пучил не меняющие выражения удивлённые глаза.
– Казаки, могет, завтре на смерть идти, а тебе лишь бы тихо было! Аль совдеповок жалко? Так им самим хочется, невмоготу. Пускай радуются!
– Слушай, Красильников, не валяй дурака. Тут без тебя порядок установлен, делать тебе здесь нечего, можешь проваливать, – сказал начальник милиции, малорослый и изящный прапорщик Силин. – Собирайся и сматывай! Как бы до скандала не дошло.
– Бордель вы тут развели, а не порядок. Совдеповцев из тюрьмы повыпускали? С комиссарами шашни разводите? Я про твоё правление, Черепахин, ишшо поговорю где следоват!
– А тебе говорят, прекрати безобразничать! – вскипел Силин. – Мы не позволим тебе творить здесь произвол. Ясно?
Красильников по-петушиному хохотнул, потом разом прекратил смех, немигающим взглядом посмотрел на прапорщика и наставительно сказал:
– Мой отряд так и называется – ка-ра-тель-ный! Понял? Завтра перепорю пол вашей деревни и расстреляю каждого десятого. Понял? Я с корнем выжгу красную заразу. И кто помешает – к стенке! Без разговору!
Прапорщик побелел с лица и молча, отошёл к окну.
– То-то! – крикнул ему Красильников.
– Не пугай, – сказал Черепахин. – Дискредитировать себя в глазах населения не позволим. Сейчас же собери своих лампасников и чтобы порядок был.
– Да уж не большевички ли вы оба туты-ка? – как будто обрадовался Красильников и завертел головой от одного к другому.
– Заткнись, – с мёртвой усмешкой сказал Силин. – Ещё одно слово, и я всажу в твой узкий лоб всю обойму. А казачков твоих прикажу передушить, как кур. С-скотина!
Выдержав долгую паузу, прапорщик резко повернулся и вышел из управы, громко хлопнув дверью.
– Он что, бешеный? – доверительно спросил Красильников Черепахина.
– Учти, он слов на ветер не бросает, – сказал Черепахин. – Видел, сколько на нём крестов? Побереги лоб, а то не будет на что чуб начесывать. И давай серьёно: ты послан помогать навести порядок, а не шкодить. Вот и помогай.
Но разговаривать серьёзно Красильников не умел. Обычаи и традиции строго регламентировали его поведение с самых пелёнок – веселей, казак, атаманом будешь! – и он научился выполнять приказы, не раздумывая и не сомневаясь в их правильности. В начальники он выбился недавно, перед самой войной получил офицерские погоны, отличившись на усмирении взбунтовавшихся черемховских рабочих, углекопов. Вторую звёздочку ему навесила уже война, подарив её вместе с должностью станичного атамана. Так бы он, глядишь, был уже в есаулах, но подвели его те же шахтёры, с которыми он провоевал всю войну, а спокойствия так и не добился. Теперь выдался шанс поправить дело, и Красильников старался изо всех сил, памятуя наказ: не церемониться с большевистской заразой.
Черепахину удалось убедить его, что комиссаров расстреливать нельзя, а от расправы над совдеповцами, неуспевшими выкупиться из тюрьмы, отговорить не удалось. Порешили на том, что на днях казаки очистят тюрьму и уберутся восвояси.
– Тебе же без них легче будет, – повеселел Красильников, – а остальные внукам закажут. Без страха власти нету! И я приказ сполню.
– Ладно, – согласился Черепахин. – Только сейчас же уйми своих казачков. До беды недалеко…
Как бы в подтверждение его слов где-то у реки послышались глухие выстрелы.
Побледневший Красильников пулей выскочил на улицу. Черепахин кинулся за ним.
Стреляли в стороне пристани.
Вскочив на дремавших у крыльца коней, офицеры поскакали туда.
Машарин возвращался из мастерских. Возле самой пристани ему встретился на велосипеде Силин и рассказал о своей ссоре с казачьим атаманом.
– Чёрт знает что! – ругался он. – Поручать карательную экспедицию идиоту с рыбьими глазами, у которого одна только забота: кого бы выпороть и расстрелять – это же глупее глупого! Какому болвану взбрело это в голову, не понимаю. Это же погибель делу! А мямля Черепахин уговаривает его как ц…чку. Смотреть противно. Собираются расстрелять всех заключённых. А зачем? Народ взбудоражить? Идиоты!
– Как расстрелять? Ведь вы же присудили их к штрафам?
– Вот именно. О какой демократии после этого разглагольствовать? А у Красильникова действительно есть приказ расстреливать всех, замеченных в большевизме. Подписал управляющий губернией Яковлев. Социал-революционер! Тьфу! Ей-богу, готов помочь этим несчастным бежать, чтобы не допустить этой дикости. Средневековье какое-то…
– И когда собираются расстрелять их?
– На днях. Тупицы… Послушайте, Машарин. Вы пользуетесь влиянием на нашего самодержца, – на последнем слове он скривил губы. – Попробуйте отговорить его от этой затеи. Пусть Красильников увезёт большевиков, а местных выпустим потом. Как вы смотрите?
– Надо попробовать. Только вряд ли получится.
– Да, таких двух остолопов уговорить нелегко. Но подходите завтра в управу к десяти, попробуем.
Силин укатил дальше, а Машарин медленно свернул в проулок, где жили Тарасовы.
Надо было срочно предупредить заключённых о готовящейся расправе и сообщить план своих действий.
Машарин знал, что ему не удастся отговорить карателей от расстрела пленных красноармейцев, которых в тюрьме было больше двадцати, не считая комиссаров. Это не местные совдеповцы, за них не заступишься. Остаётся только выручать силой. А для этого надо, чтобы Тарасов через Аню свёл его с верными людьми. Тогда можно попытаться именем контрразведки сменить часовых у тюрьмы, заставить надзирателей вывести всех арестантов во двор, потом убрать охрану и всем бежать к реке, где как раз напротив тюрьмы можно поставить «Ермака» со спущенным трапом.
Конечно, план этот построен на сплошном риске и рассчитан на невероятное везение, любая случайность может обернуть его гибелью, но ничего другого не оставалось.
В последние дни Машарин встречался с Аней довольно часто – то спрашивая новости от её отца, то вручая деньги для передачи семьям заключённых на уплату штрафов, и кто-то успел уже пустить о них сплетню, что Машарин-де прибирает девушку к рукам. Такая версия была удобна для встреч, и он велел Ане подогревать потихоньку сплетню.
