– Очаровательно, правда? Перед тем как сюда приехать, я прочел историю этого места. Эти братья в конечном счете получили свободу и стали очень уважаемыми каменщиками, на них был большой спрос. Такого успеха у себя в Англии они никогда бы не добились. У них тысячи потомков в этом районе. Когда их приговорили к отправке в Австралию, они наверняка были в отчаянии. Для них наступил конец света. А на самом деле здесь они как раз и состоялись. Самая низкая точка в вашей жизни может вывести на самый верх. Мне это кажется очень… – на мгновение на его лице появилось очень печальное выражение, – интересным.
Бен не знал, почему вдруг с трудом сдержался, чтобы не расплакаться. Вероятно, от голода. Ему пришло в голову, что, когда он вернется домой, обязательно съездит к отцу. То, что его отец отказался от Люси, вовсе не означало, что Бен должен отказаться от отца.
Бен приложил пальцы к надписи. Он подумал: вот все говорят, что им с Джессикой фантастически повезло, когда они выиграли в лотерею, а ему иногда совсем так не кажется.
Он посмотрел на Джессику. Неужели он и в самом деле станет отцом? Как он будет давать своему ребенку советы о жизни, если сам еще в ней не разобрался?
– Не забудьте выдыхать, дружище, – сказал Наполеон. – Просто выгоняйте страх наружу.
Глава 67
ХИЗЕР
Я неплохой друг, – сообщила Фрэнсис своему адвокату Хизер. – Можете сказать об этом. – Она пожевала ноготь. – Я помню все дни рождения.
– А я в этом смысле никуда не гожусь, – сказала Хизер.
На самом деле она была еще и никудышным другом, а после смерти Зака вообще не видела смысла в дружбе. Друзья означали снисхождение к себе.
Фрэнсис поморщилась:
– Вообще-то, я абсолютно забыла о дне рождения одной хорошей подруги в этом году, но это случилось потому, что я попалась на интернет-разводку и в тот день была в таком раздрае, а потом уже за полночь я подумала: «Боже мой, Моника!» Но набирать сообщение оказалось слишком поздно, так что…
– А ваша семья? – оборвала ее Хизер, прежде чем Фрэнсис принялась рассказывать историю жизни Моники.
Хизер посмотрела поверх плеча Фрэнсис на свою собственную семью. Зои и Джессика сидели, склонив друг к другу головы, точно две подружки, делящиеся секретами. Наполеон и Бен разговаривали на ходу: Бен внимательно слушал и уважительно кивал, как если бы был одним из лучших учеников Наполеона. Она не знала, что в этот момент происходит с ее мужем. Ей казалось, будто это какой-то самозванец идеально играет роль Наполеона. Говорил он и вел себя точь-в-точь как Наполеон, и придраться было почти не к чему, но что-то все же было не так.
– Да, – сказала Фрэнсис. – У меня есть семья. – Она посмотрела на Хизер неуверенным взглядом. – Я, пожалуй, не очень близка с ними. Мой отец умер, а мать вышла замуж еще раз и уехала за океан. На юг Франции. У меня есть сестра, но у нее забот полон рот. Если бы я исчезла, это никак не повлияло бы на их жизни.
– Да нет же, повлияло бы! – возразила Хизер.
– Понимаете… – Фрэнсис метнула взгляд на темный экран. – Я же не говорю, что они стали бы танцевать на моей могиле.
Хизер удивленно посмотрела на нее. Эта женщина казалась искренне напуганной.
– Вы и в самом деле считаете, что находитесь в камере смертников? Эта маньячка просто решила поиграть в демонстрацию силы.
– Ш-ш-ш, – прошипела Фрэнсис. – Она может подслушивать.
– Мне все равно. – Хизер беззаботно махнула рукой. – Я ее не боюсь.
– Я все же посоветовала бы вам бояться. – Фрэнсис снова стрельнула беспокойным взглядом в экран.
– Да нет, конечно, я буду ей подыгрывать. – Хизер поспешила успокоить несчастную женщину. – Я не думаю, что вас следует казнить.
– Огромное спасибо, – произнесла Фрэнсис.
– Так что еще мне сказать?
– Взывайте к ее эго, – посоветовала Фрэнсис. – Начните с того, что, да, жизнь Фрэнсис мало что значила до этого времени, но теперь, побывав в этом пансионате, она перевоспиталась.
– Перевоспиталась, – повторила Хизер.
– Верно. – Фрэнсис нервничала, как наркоманка. – Обязательно используйте слово «перевоспиталась». Чтобы ей стало ясно, что я поняла свои ошибки, свою самовлюбленность. Я собираюсь упражняться. Есть чистую еду. Никаких консервов. Буду ставить себе цели.
– Доброе утро, мои солнышки! – Машин голос загремел в комнате, а ее изображение опять замигало на экране.
Фрэнсис охнула и выругалась, схватив Хизер за руку.
– Время пришло! – крикнула Маша, глубоко затянулась сигаретой и выпустила дым из уголка рта. – Пришло время поиграть в «Смертный приговор». Постойте. Мы же дали ему другое название. Пора сыграть в «Камеру смертников». Это название гораздо лучше! Кто его придумал?
– Но время еще не пришло! – Наполеон посмотрел на часы.
Хизер уставилась на экран. Маша курила. Хизер не знала, что так удивило ее после всего случившегося, но сам факт курения шокировал и напрягал. Хизер словно увидела, как монахиня поднимает на себе мантию, чтобы продемонстрировать нижнее белье.
– Вы курите! – обвинительным тоном проговорила Джессика.
Маша рассмеялась и еще раз глубоко затянулась.
– Я курю, Джессика. Иногда, в напряженные моменты, я курю.
– Вы накачались наркотой, – устало и печально произнес Бен, его голосом словно говорили годы обманутых надежд, пережитых родней наркоманки.
Бен был прав. Маша смотрела остекленевшими глазами, застыв в странной, напряженной позе, как если бы ее голова не была прикреплена к телу и она беспокоилась, чтобы та не скатилась на пол.
Маша держала пустой стакан из-под фруктового коктейля.
– Я предприняла шаги, чтобы достичь более высокого уровня сознания.
– Что с Яо? – спросила Хизер. Она пыталась говорить уважительно, хотя ненависть обжигала ей горло. – Не могли бы мы увидеть его, пожалуйста?
Объектив камеры, казалось, в этот раз был направлен под другим углом. Маша стояла, вероятно, перед окном своего кабинета, хотя снаружи было темно и сказать точно было невозможно.
– Сейчас он не ваша забота, – заявила Маша. – Вам пора выступать с защитительными речами. Что будет с вашими клиентами – умрут они или останутся жить? Я думаю, это упражнение очень стимулирует и заставляет подумать.
– Сейчас три ночи, Маша! – Наполеон постучал пальцем по циферблату своих часов. – Еще не рассвело. Вы сказали, что мы займемся этим на рассвете.
Маша резко приблизилась к экрану и ткнула сигаретой в направлении Наполеона:
– Гости не должны носить часы в пансионате!
Наполеон отпрянул, обхватил пальцами свое запястье:
– Они все время были у меня на руке. Никто мне не сказал, что я не должен носить часы.
