Полина открыла дверь с чашкой кофе в руках, в теплом халате и в больших шерстяных носках на голые ноги, которые явно были ей намного велики. Такая домашняя и по-женски уютная, что хотелось вцепиться в нее, как в большого плюшевого медвежонка. Лето на дворе, а она греет руки о чашку.
— Кофе будешь?
— Да я бы и перекусить посущественнее не отказался, покормишь? А ты что так оделась? Болеешь?
— Да нет, просто в последнее время все мерзну, доктор говорил, что это может быть последствием нервного истощения.
Бля, совсем забыл, баран, что ей нельзя нервничать! А я сегодня устроил ей кобелиную встряску! В кого превращаюсь рядом с ней, что со мной не так в последнее время, что косячу, как тупая урка на первом задании? Куда мои мозги уплывают?
Сыто отвалившись от стола, решил заговорить о ее сегодняшнем визите в офис.
— Поля, так зачем ты приезжала?
— Олег, да несущественно уже, но ты ведь не отстанешь?
— Ты правильно поняла, детка, поэтому рассказывай!
— Да особо и рассказывать нечего, сама себя накрутила да тебе помешала. Просто в телевизоре сегодня увидела «Криминальные новости нашего города», а там сюжет о том, что два клана — Харанский и Воскресенский, четыре дня назад на очередной сходке сошлись в ножевых разборках. И много пострадавших, даже ранены оба лидера группировок. А так, как ты давно не появлялся, то и подумала, что тебя тяжело ранили. Семен сказал, что ты на работе, я спрашивала про тебя, но он ничего не говорил. Решила поехать, чтобы самой убедиться, что ты в порядке. А ты очень даже в порядке, если секретаршу по полной обхаживаешь!
— Так ты что, за меня, что ли, дурочка, переживала? Глупая, да что со мной случится, я живучий, слишком много на земле дел не переделанных! Накрутила себя, бестолковая! Все, время позднее, ночевать у тебя сегодня остаюсь.
Я поймал ее озадаченный взгляд, ни разу такого не было, всегда уезжал к себе, а вот сегодня потянуло остаться. Смотрел, как она сидит на стуле напротив, подложив под себя согнутую ногу и поправляя временами сползающие носки, и понимал, что не хочу никуда ехать. А хочу вжать эту хрупкую женщину со спины в себя, обхватив руками, надышаться ее запахом и уснуть спокойным сном до самого утра.
Попросив Полину принести мне в ванную переодеться, пошел приводить себя в порядок.
— Господи, Олег, да ты же ранен! Как же так, тебе же лежать, наверное, надо? Зачем ты соврал, это очень опасно?
Она стояла, неосознанно комкая принесенные на смену вещи и в ее глазах расползался такой вселенский ужас, как будто я уже валяюсь на полу при последнем издыхании.
— Малышка, да это смотрится страшней, чем есть на самом деле. Что ты всполошилась? Все заживет, как на собаке! От меня так легко не избавишься до окончания контракта, так что и не мечтай!
— Дурак ты, Олег, и противная сволочь!
— Вот видишь, можем же мы прийти к единому мнению. Давай сюда одежду, пока окончательно ее не помяла.
— А как же ты с секретаршей-то справлялся, при такой ране? Больно же, я вижу, как морщишься, наклоняясь.
— А кто тебе сказал, что я ее пользовал? Может это была специальная проверка? Сама же говорила: сама увидела, сама придумала, сама поверила, сама обиделась!
— Ах ты подлец, подонок озабоченный!
— Эй-эй, полегче ручками маши, больно же, живодерка мелкая!
Я, смеясь, отбивался от наседавшей Полины, похоже забывшей в пылу ссоры о моей ране, шлепая по голой спине футболкой. А она вдруг обняла меня сзади, прижалась так отчаянно, словно хотела слиться со мной в одно целое. Рывком, сильно, исступленно. Как к ценному и очень дорогому приобретению. А потом осторожно провела маленькими ладошками по груди, по животу, запуская мурашки по телу, неуверенно обводя края раны тонкими пальчиками. Вздохнула и прижалась щекой к спине, дыша тихо, почти неслышно, только отчаянно стучало ее сердце. Не знаю сколько времени мы так стояли, но внутри появлялось осознание, что так и должно быть, что это правильно, я готов стоять так хоть всю ночь. Но нет, это не может быть правильным, я ничего не могу дать ей взамен, кроме боли и обид, ничего, кроме мести. Я самодостаточен и почти спокоен, выбрав месть, как одно из жизненных кредо, и буду держаться, даже, если это ОНА. Не сверну на другую дорогу, просто не смогу иначе, в противном случае то чувство вины, которое поселилось во мне, когда я осознал, что частично сам вызвал на свою семью последующие беды, сожрет меня изнутри, оставив пустую бесчувственную оболочку. Я должен найти выход, а для этого сначала надо вернуть Полине сына, чтобы потом постараться докопаться до всех тех секретов ее семьи, которых я пока не знаю.
Глава 15
Алексей. Несколько лет назад…
Я возвращался с ежедневной тренировки, которая сегодня несколько задержалась, потому что тренер решал, кого же из нас двоих послать на городские соревнования, меня или Вовку Семенова, очень юркого и сильного мальчишку. Вовка только год ходил в секцию, что не помешало стать ему одним из самых подающих надежды спортсменов, прочно оттеснив на вечное второе место мою кандидатуру. Вот и сегодня я проиграл ему знаковый бой. И теперь он будет защищать на городских соревнованиях честь нашей спортивной школы. Ощутимо болели разбитые костяшки, а в душе постепенно остывала ярость и обида за очередную неудачу. Опять папаша будет ехидно улыбаться и издеваться надо мной, пьяно выговаривая маме, что она бесполезно тратит деньги на спортивную одежду для меня. А мама будет обреченно молчать и жалобно смотреть с тоскливой просьбой сдержаться, не возражать, перетерпеть, лишь бы отец не затеял очередной скандал на весь вечер.
Моя семья была самой обыкновенной, каких много в нашей стране. Младший брат, мама, работница на птицефабрике, и отец, инженер в захудалом конструкторском бюро с зарплатой, не менявшейся из года в год. Денег вечно не хватало, и мама бралась за любую подработку: мыла полы в подъездах, помогала присматривать за парализованной бабкой, которую собственная богатенькая дочка предпочла за небольшую сумму сбросить на руки соседей. Я помогал как мог, все каникулы работая на рынке у знакомого в роли мальчика «принеси-подай». Но, как только в семье появлялись небольшие деньги, они неизменно перекочевывали в ближайшие питейные магазины и заведения. Отец пил с каждым годом все больше и больше, регулярно донимая всех пьяными скандалами.
Порой я смотрел на их свадебную фотографию на стене, висевшую в рамочке за стеклом, и не мог поверить, что люди, счастливо улыбающиеся друг другу и всему миру, и есть мои сегодняшние папа и мама. Слишком разительный контраст. Кто мог в этом желчном, опустошенном, злом и постаревшем раньше времени пьянице и домашнем тиране, узнать того, полного надежд парня с фотки? Или ту красивую молодую женщину, в нынешней угрюмой, мрачной и никогда не улыбавшейся старухе в возрасте сорока лет, с узловатыми натруженными руками? Именно в маму я уродился таким смазливым, а тренированное тело со временем стало привлекать ко мне множество девичьих взглядов, выделяя из толпы обыкновенных одноклассников.
