В дверь тихо постучали, и мужчина, заглянув, улыбнулся и вошел внутрь, держа бутылочку с обедом для малышки.
— Проснулась? спросил он, отдавая мне бутылочку, а сам, склонившись над кроваткой, взял на руки ребенка.
— Можно я буду кормить?
— Ну вот, Лапочка, мама мне совсем не позволяет тебя кормить, скоро буду страдать от этого, — проговорил он, состроив грустную гримасу.
— Просто сама не могу насладиться этими моментами, — подойдя к ним, коснулась маленькой головки и нежно поцеловала в лобик, вдыхая любимый запах.
— Понимаю, иди сюда.
Он уселся на кровать вместе с Ликой, и посмотрел на меня, словно ожидая, что я приземлюсь рядом, как это было в больнице. Дамир помогал мне держать дочь, располагаясь сзади и поддерживая ее своими руками. Сейчас, в домашней обстановке, я почему-то не была уверена, что должна это делать, — страх и смущение не позволяли расслабиться и насладиться прекрасным моментом.
— Мы же это делали и не раз. Чего ты боишься, малышка?
Я не знала, что ответить, и протянула ему бутылочку, не желая морить голодом своего ребенка.
— Не бойся, мы просто покормим ее и все, — продолжал убеждать он и я сдалась, выдохнула и позволила себе расслабиться ненадолго, просто, чтобы Лика чувствовала, что мы, ее родители, рядом.
— Хорошо, только дай сначала мне Лику, а то будет неудобно.
Дамир поднялся и передал мне дочку, сам устроился так, чтобы мне было удобно, и я, решившись, все-таки примостилась рядом. Спиной почувствовала его твердую грудь, но постаралась расслабиться и думать только о доченьке в моих руках.
— Вот так будет лучше, — он рукой перехватил мои руки, и я больше не чувствовала вес, только приняла бутылочку и поднесла соску к маленьким губкам.
Малышка сразу же обхватила ее и внимательно посмотрела мне в глаза, принявшись за еду. Я ни на миг не прерывала наш зрительный контакт, понимая, что он ей необходим так же, как и мне. Мою дочь и так лишили грудного вскармливания, отнять у нее еще что-то я не позволю, да и меня никто не посмеет от нее оторвать.
— Она любит тебя, ты только посмотри на нее, — прошептал Дамир на ухо, и я поежилась, прильнув к нему ближе, а еще почувствовала тепло в груди от его слов.
— Я слышала только ее крик, — вспомнила я, грустно улыбнувшись.
Тело мужчины напряглось, и мне показалось, что он даже перестал дышать, внимательно слушая то, о чем я говорю.
— Он присутствовал на родах, и как только Лика родилась, ее сразу же унесли. Я слышала, как она плакала, как нуждалась во мне, а нас разлучили, сразу же, с первых минут.
На глазах появились слезы, не могла я спокойно вспоминать тот ужасный момент, когда мое сокровище отняли у меня, без шанса на то, что вообще когда-то узнаю, как она выглядит.
— Почему он не позволил забрать дочь?
— Потому что, когда я начала рожать, он срочно повез меня в больницу, а там и раскрылась тайна. С самого начала я уговорила своего гинеколога, к которому встала на учет, чтобы он написал мне меньший срок, чем был на самом деле. Денег у меня не было, поэтому пришлось строить щенячьи глазки, хотя, наверное, мне и играть не нужно было. Я так и выглядела. Мужик нормальный попался, согласился, написал, как я просила. А тут еще и этот маленький ангел меня спас, ведь, благодаря тому, что она такая крошечная, живот был небольшим, и удавалось скрыть настоящий срок.
Я замолчала ненадолго, просто чтобы сделать глоток воздуха, — рассказ не был легким. И была благодарна Дамиру за то, что он не перебивал меня. Себя я могла жалеть сколько угодно, но ребенок- самое ценное в моей жизни, и когда его отняли, мир рухнул.
Неожиданно я почувствовала нежный поцелуй на плече, и приняла его как знак поддержки.
— На седьмом месяце эта лапушка захотела на свет, а когда мы приехали в роддом, оказалось, что мой врач был в отъезде, и роды принимал другой акушер-гинеколог. Он ничего не знал о моей тайне, и сказал настоящий срок, ох, как же Артем тогда разозлился, он молчал, но его взгляд говорил сам за себя, — я поежилась от воспоминаний, и, оторвав взгляд от глазок-бусинок, заметила, что бутылочка уже практически пуста.
Еще несколько минут, и Лапочка уснула, насытившись своим обедом.
— Давай положим ее в кроватку, — предложил Дамир, и я поднялась, сама уложила дочку, бережно прикрыв крохотное тельце одеяльцем.
— Я хочу рассказать обо всем, чтобы больше не поднимать эту тему, а дальше решать только тебе.
— Что ты имеешь в виду?
— Тебе решать, выгнать меня или оставить.
— Не пори чушь, ладно? Пошли присядем и расскажешь все, что хотела.
Я кивнула и забралась на кровать, пряча ноги под пледом, а Дамир устроился рядом, руками коснулся ног под тканью и принялся растирать их. От переживаний меня слегка морозило.
— В больнице меня продержали три дня, так ни разу и не показав дочку, а Артем пообещал, если я добровольно напишу отказ, то Лика попадет в хорошие руки. При другом раскладе, — я замолчала, вспоминая те ужасные слова и поежилась, понимая, что мне стало совсем холодно.
— Давай укутаешься пледом?
— Нет, — покачала головой, тяжело вздыхая, — Дамир.
Резко бросилась к нему в объятия и расплакалась, не зная, как найти в себе силы и сказать то, что никогда не смогу забыть. Как выдавить из себя слова, заставившие меня отказаться от родной дочери, от кровиночки, которую я ждала с огромным желанием. Ради нее дышала и терпела Артема, хотя могла давно покончить с собой, но понимала, что внутри меня человечек, моя кровиночка, новая жизнь, и только ради нее я должна жить.
— Она же человечек, маленький и беззащитный, — шептала сквозь слезы, чувствуя, как крепкие руки гладят по спине и голове, — как можно так?
— Поплачь, малышка, поплачь, — произнес Дамир, и я только сейчас поняла, что он дрожит, — взрослый, сильный мужчина дрожит.
— Ты чего, Дамирушка?
Положив ладони на щеки, посмотрела в глаза, пытаясь понять, почему его всего трясет, и в карих омутах увидела боль.
— Дамирушка, уже все нормально, ты чего? снова спросила я, поглаживая по лицу, как он тут же перехватил мои руки, сжимая их на запястье и с удивлением смотря на меня.
— Ты меня успокаиваешь, малышка? Откуда в тебе столько сил, чтобы еще меня успокаивать? Откуда?
— Я, ты, ты чего дрожишь?
— Мне больно за вас! Мне больно, что меня не было рядом и я не защитил.
— Это только моя вина, Дамир, только моя, — вырвав руку из захвата, вытерла слезы тыльной стороной ладони, и словно опомнившись, отползла назад, прячась под плед.
Мужчина немного расслабился, и помог мне укрыться, снова положив руки на ступни.
— Если бы я не отказалась от малышки, то он продал бы ее на органы.
