– Идите на концерт, – приказал Джон. – Не стоит портить себе вечер.
Няня поколебалась:
– Думаете, мне…
– Езжайте, – твердо сказал Джон. – И хорошо повеселитесь!
– Вы уверены?
– Да.
Девушка просияла:
– Спасибо большое!
Она весело замахала водителю, затем кинулась в дом за сумочкой. Сказав Джону, что постарается вернуться пораньше, она уехала.
Джон выгрузил из багажника машины сумку для гольфа и тележку и засунул их в чулан под лестницей. Его мысли прыгали. Сароцини не забирал ее. Если бы он увез ее и Верити, здесь осталась бы ее машина. Тогда где она?
Опять улетела в Америку?
Быть не может.
Тогда где?
Он пошел в кухню, взял телефон и набрал справочную. Когда оператор ответил, он спросил, не числится ли в телефонной книге номер священника Фреера, дав им несколько вариантов написания фамилии.
Ему дали два номера: один – квартиры на Бромптон-роуд, другой – университетского колледжа. Он попробовал сначала квартиру и попал на автоответчик. Он оставил сообщение, в котором просил Фреера срочно ему перезвонить. Затем набрал университетский номер.
Там никто не ответил.
Из-за окон с двойным стеклопакетом в номере царила зловещая тишина. Снаружи стоял прекрасный вечер: неровный лондонский горизонт был окрашен в розовое с красным.
Верити жадно ела. Работал телевизор с выключенным звуком. Сьюзен щелкала пультом, переключала каналы, но почти не понимала, что там показывают. И точно так же она перескакивала с мысли на мысль.
Она плакала. Она плакала весь день, думая об Эване Фреере. Что с ним случилось? То же, что и с Фергюсом, Харви, Заком Данцигером и даже, наверное, с Арчи Уорреном? Каждые полчаса она набирала номера телефонов, указанные в его визитной карточке, отчаянно надеясь дозвониться до него, услышать, что с ним ничего не случилось, что он дома, что ей просто показалось, что у водителя такси лицо человека из «Бритиш телеком».
И еще она оплакивала смерть Фергюса. Он так старался сказать ей что-то, а она не слушала – не слушала так, как нужно было слушать.
«Фергюс объяснил вам, что́ сейчас живет у вас в доме? Вашему ребенку нужна защита церкви. А также вам и вашему мужу».
Верити гладила Сьюзен по груди своей маленькой ручкой. Сьюзен посмотрела на нее. Она чувствовала к ней такую огромную любовь и нежность. Она была так близка к ней. Невероятно: это ее ребенок, она выносила это существо в своем теле и теперь своим же телом питает ее.
«Вы недооцениваете ее, миссис Картер. Никогда не недооценивайте ее. Пожалуйста, запомните это».
В своем матросском костюмчике девочка выглядела такой красивой, такой милой, такой невинной. Разве она может когда-нибудь измениться?
Человек из «Бритиш телеком». Может ли он когда-нибудь прийти и изменить ее?
Мысли текли. Розовый закат понемногу темнел.
Фергюс пытался предупредить ее, а она не слушала. Он пытался сказать ей, что ее ребенок привносит в этот мир, а она не хотела ничего слышать.
– Я не позволю им, – прошептала она. – Они думают, что в один прекрасный день смогут прийти и использовать тебя в своих ритуалах. Но они ошибаются. Я никогда им этого не позволю. Никогда. Я обещала тебе это, когда ты была еще Малышом и жила внутри меня. Помнишь?
Дождавшись, когда Верити закончит есть, Сьюзен открыла сумочку и достала из нее визитку мистера Сароцини. Вручая ее, он сказал, что по указанному в ней номеру его можно найти в любое время суток. Она набрала его.
Он ответил на втором гудке.
– Мистер Сароцини, – сказала она, – это Сьюзен Картер.
Возникла небольшая пауза, затем он вежливо спросил:
– Здравствуйте, Сьюзен. Как ваше здоровье?
– Слушайте меня очень внимательно. Я нахожусь на четырнадцатом этаже лондонского «Хилтона», и у меня на руках Верити. Если вы в точности не выполните то, что я вам сейчас скажу, я выброшусь вместе с ней из окна.
71
Кунц сказал:
– Дайте мне поговорить с ней.
Он приехал в лимузине в Хитроу, потому что хотел быть с мистером Сароцини, когда тот поедет на встречу со Сьюзен.
– Просто доставь меня в лондонский «Хилтон», на Парк-лейн, Стефан. Тебе знаком этот отель?
Мистер Сароцини сидел на заднем сиденье машины. В салоне было темно, и Кунц не видел в зеркале лица мистера Сароцини. Это его тревожило. Мистер Сароцини находился в дурном расположении духа, и это тоже его тревожило. Кунц хотел бы, чтобы при встрече со Сьюзен он был настроен по-доброму, так как боялся за нее. Она вела себя очень глупо. Нужно поговорить с ней, объяснить, как это опасно – сердить мистера Сароцини.
Сьюзен, Сьюзен, дорогая моя Сьюзен, зачем ты это сделала?
Из-за того, что была суббота и наступил вечер, поток машин на улицах был плотным. Дорога от аэропорта заняла сорок пять минут. Было почти одиннадцать, когда они остановились у входа в отель. Через вращающиеся двери высыпала шумная толпа в вечерних нарядах.
По дороге Сароцини не сказал ни слова и нарушил тишину только сейчас. Он произнес:
– Жди здесь.
Задняя дверь открылась. Послышался шелест банкнот. Возле Кунца появился швейцар и взмахом руки указал ему парковочное место на забитой машинами стоянке. Кунц с беспокойством проследил за тем, как мистер Сароцини вошел в отель. Затем взглянул вверх. Сьюзен была в каком-то из номеров. Ее окно могло быть любым из этого освещенного массива.
Сьюзен, пожалуйста, будь хорошей девочкой. Будь умной девочкой. Я не хочу наказывать тебя.
Каждый день Кунц старался не думать о ребенке, но все равно думал. Мистер Сароцини обещал ему, что когда-нибудь он соединится со Сьюзен. Он, Сьюзен и Верити. Семья. Союз. Троица. Он хотел подержать ребенка на руках – крохотное существо с волосами Сьюзен, свою дочь. Он хотел, чтобы когда-нибудь она заглянула ему в глаза, протянула к нему руки и сказала: «Папа!»
Вместо этого она смотрит в глаза Джона Картера.
Весь последний месяц он испытывал странные, новые для себя чувства. Он увидел мир под другим углом. События не вращались больше вокруг него самого, весь мир сосредоточился вокруг этой маленькой девочки. Как он хотел обнять Сьюзен, прижать ее к себе, нежно поцеловать и сказать, что это он отец малышки, а не мистер Сароцини, что они всегда будут вместе, что он защитит ее и Верити! Никто никогда не причинит им вреда. Как он хотел сказать, что мистер Сароцини благословил их любовь!
О Сьюзен, узнаешь ли ты когда-нибудь, как сильно я люблю тебя? Узнает ли это твой ребенок – наш ребенок? Узнает ли? Пожалуйста, будь умницей, не играй в игры с мистером Сароцини.
