Сьюзен покачала головой:
– Нет, я в порядке. Уже ведь недолго, три месяца, я могу справиться…
И вдруг ее выгнуло дугой, она изо всех сил закричала. В глазах потемнело. Боль вернулась, и на этот раз внутри ее поворачивался не один нож, а два, три, четыре, бог знает сколько. Лицо Джона было близко, в его дыхании присутствовал запах жженой резины, а потом опять боль, будто у нее в животе разгорелась доменная печь.
Она закричала так громко, что ей показалось, будто в горле у нее что-то порвалось.
А потом она пришла в себя. Она лежала на спине, и ее ужасно мутило. Она запаниковала, решив, что ее отвезли в больницу. Но нет, она была на диване, в гостиной. Джон разговаривал по телефону.
Он говорил:
– Харви, я очень тебе благодарен. Я записался на прием у твоей секретарши и просто хотел еще раз уточнить. Ты в курсе? Отлично. Да, они определенно становятся сильнее. Она не разрешила мне вызвать «скорую». Как твой отпуск? Хорошо. А Каролина? Хорошо. Ладно, завтра, в полпятого, у тебя в кабинете. Я сам ее привезу.
Врачебный кабинет Харви Эдисона располагался в реконструированном эдвардианском доме недалеко от Хампстед-Хай-стрит.
Гинеколог свернул на подъездную дорожку, припарковался рядом с табличкой с его именем, посмотрел в зеркало, не растрепались ли волосы, и выбрался из черного «порше-каррера», купленного на отчисления от продаж компакт-дисков с программой «Домашний доктор». Он нажал кнопку на брелоке – пульте управления сигнализацией, и автомобиль коротко просигналил и мигнул фарами, подтверждая, что сигнализация включена.
Несмотря на то что для января на улице было тепло, Харви Эдисон мерз, привыкнув за неделю к теплому Карибскому солнцу. Но сегодня он был в хорошем настроении: от нарушения суточного ритма, мучившего его с момента возвращения с Барбадоса и до субботы, не осталось и следа, и он чувствовал себя свежим и бодрым.
К тому же с утренней почтой пришли хорошие новости. Письмо из Би-би-си. Его рейтинг возрос: 3,8 миллиона зрителей по сравнению с 3,2 миллиона в декабре. Для дневной телевизионной передачи это было очень хорошо – черт, когда на Би-би-си-2 в прайм-таймс показывали «Секретные материалы», они собрали всего 6,3 миллиона.
Он быстро, чтобы избежать начинающегося дождя, который мог попортить прическу и замочить кашемировое пальто, шмыгнул в боковой вход, чтобы не идти через приемную. В холле он задержался, чтобы взглянуть на свое отражение в зеркале – загар смотрелся замечательно, – затем прошел в те помещения, которые он снимал под врачебный кабинет и офис, и одарил Сару, свою секретаршу и медсестру, улыбкой «я хочу тебя» и призывным взглядом голубых глаз. Она ответила ему таким же взглядом – только карих глаз. Между ними натянулась невидимая нить, и их улыбки встретились посередине этой нити.
«Когда-нибудь мы с тобой… – думал он. – Когда-нибудь».
А она думала: «У тебя есть красивая жена, которую ты обожаешь, трое детей, которых ты тоже обожаешь, – что я из этого могу выгадать? Да, ты хорош собой, но хочу ли я оказаться с тобой в постели?»
И ответ, который она не хотела слышать и раз за разом запирала в дальнем углу своего мозга, был: «Да. Да, хочу. И кто знает, может быть, однажды…» Но не сейчас. Сейчас за работу. Весь день расписан по минутам.
– Доброе утро, – сказала она.
– Привет, красавица. Что там у нас на сегодня?
Она развернула журнал к нему, чтобы он мог прочесть. Он взглянул на дату: вторник, 11 января, – затем просмотрел записи.
– На четыре тридцать записана Сьюзен Картер. Это жена Джона Картера.
– Да, я знаю.
– Когда она приедет, будь к ней повнимательней: предложи чаю, если я буду занят.
– Конечно. – Сара рассказала ему наиболее важные новости, напомнила о пациентке, которая вечером должна была родить. Сообщила о том, что звонили из Би-би-си – хотели договориться о еще одной встрече по поводу новой серии программ. Затем, посмотрев на него странным взглядом, она сказала:
– В приемной вас ждет человек, назвавшийся мистером Кунцем.
Гинеколог нахмурился:
– Кто он?
– Не знаю. Я подумала, он ваш знакомый. Он вас знает. Я ясно сказала ему, что вы никого не принимаете без предварительной записи, но он сказал, что не уйдет.
– Может, что-нибудь продает?
– Не думаю.
– Тогда кто он? Не тот же извращенец, который написал нам, что хочет покупать у нас все использованные перчатки?
Сара с улыбкой покачала головой:
– Он сказал, что вы поймете, что он пришел по важному делу, как только увидите его.
Харви покрутил пальцем у виска и шепотом спросил:
– Псих?
Она вежливо пожала плечами: «Откуда мне знать».
Неожиданно он ощутил тревогу. Кто такой этот Кунц? Частный детектив? Кто-нибудь из Службы рассмотрения жалоб пациентов? Он повесил пальто.
– Дозвонись до Салли Харворт. Когда, она сказала, у нее началось кровотечение?
– Сегодня утром, когда она проснулась.
Он открыл дверь в кабинет.
– Пригласить этого Кунца? – спросила она. – Или попросить уйти?
Он задумался на секунду и вспомнил, как много скелетов у него в чулане.
– Я уделю ему две минуты. Но не сейчас. Сначала поговорю с Сарой Харворт. Кто-нибудь еще дожидается?
– Нет. Ваш первый пациент опаздывает.
Через пять минут Харви Эдисон сидел за своим купленным в магазине антиквариата столом и дожидался посетителя. В кабинет, плотно прикрыв за собой дверь, вошел высокий, крепко сложенный мужчина с хмурым лицом. Он был в плаще «Бёрберри» поверх блестящего костюма и свитера с высоким горлом, в дорогих лаковых черных туфлях. На плече у него висел кожаный портфель. Он не был похож ни на частного детектива, ни на торгового представителя. Он мог бы быть игроком в американский футбол, если бы не окружающий его явственный ореол угрозы.
– Мистер Кунц, доброе утро. Чем могу быть полезен?
Кунц сел в кресло для посетителей и поставил портфель на пол рядом с собой. Он некоторое время молча смотрел на гинеколога, затем заговорил с идеальным английским выговором, но неуклюже строя предложения:
– Мистер Эдисон, не знакомы ли вы с трудом Фомы Кемпийского, умершего в тысяча четыреста семьдесят первом году?
Харви Эдисон, естественно, не был знаком с трудом Фомы Кемпийского и так Кунцу и сказал, решив, что этот мужлан явно псих. Он выставил бы его за дверь, но аура агрессивности в сочетании со впечатляющими физическими возможностями придавала посетителю вид опасного фанатика. Лучше с ним не связываться – неизвестно, что он может выкинуть.
Кунц продолжил:
– Фома Кемпийский сказал: «Гораздо безопаснее подчиняться, нежели править».
