В этот момент зазвонил телефон. Это был Джон.
– Харви Эдисон, – сказал он. – Мне только что звонила Каролина.
Кунц сидел перед экраном в своей квартире в Эрлс-Корт и наблюдал за тем, как Сьюзен печатает на компьютере. Ему нравилось, что играет Вивальди. Это хорошо – ставить музыку для ребенка. Кунц одобрял это. Но из-за сильного свечения экрана компьютера он не мог разглядеть, что именно Сьюзен печатает. Она зашла в Сеть, но Кунц не знал, что она ищет, а по ее действиям этого нельзя было понять.
Но зато кое-что можно было понять по ее лицу. Кунцу не нравилось его выражение, совсем не нравилось. Оно его беспокоило.
– Сьюзен, – тихо сказал он, – надеюсь, ты хорошо себя ведешь.
Микрофон улавливал щелчки клавиш. Сьюзен печатала быстро, всеми пальцами. Кунцу это нравилось – у нее был такой уверенный вид. Она полностью контролировала электронную машину, а это, как он помнил из наставлений мистера Сароцини, было очень в русле дзен-буддизма. Контролируй машину, знай машину, люби машину – ведь всякая вещь отзывается на любовь.
Ты должен любить даже то, что ты ненавидишь, даже людей, которых ты ненавидишь. И Кунц любил тех людей, которых ненавидел. Он никогда не забывал слова Байрона: «Я ненависть считаю самым долгим наслажденьем. Мы любим в спешке, ненавидим же ничуть не торопясь».
Кунц преклонялся перед такой мудростью. У Сьюзен сегодня не было болей. Хорошо – Кунц не любил, когда она кричала. И он надеялся, надеялся изо всех сил, что у него не появится причины ненавидеть Сьюзен, потому что это было бы очень тяжело – слишком тяжело. Он смотрел ей в лицо, вдыхал ее запахи – он мог извлечь их из памяти в любую минуту. Его тоска по ней усиливалась. Он хотел обнять и поцеловать ее, ощутить нежную мягкость ее кожи, почувствовать тепло ее дыхания. И с чего это он решил, что когда-нибудь ему станет легче?
Он следил за ее пляшущими по клавиатуре пальцами. Может быть, она ищет мудрости? В то время как Кунц слышал щелчки по клавишам, его компьютер тоже «подслушивал», но улавливал не звуки, а недоступные для уха электрические импульсы, возникающие внутри компьютера Сьюзен. Затем обрабатывал эти импульсы и переводил в слова, с небольшой задержкой появляющиеся на мониторе Кунца:
Здравствуйте. Мне нужна Ваша помощь. Я суррогатная мать, беременна почти шесть месяцев. Моему мужу и мне было за это заплачено. Я хотела узнать, можно ли аннулировать эту сделку как незаконную и вернуть полученные деньги. Не могли бы Вы рекомендовать мне адвоката, специализирующегося в подобных делах?
Кунц прошептал:
– Сьюзен, дорогая моя, любимая, обожаемая, что же ты делаешь?
И покачал головой.
Он должен доложить об этом мистеру Сароцини. Но он боялся за Сьюзен. Мистер Сароцини будет в ярости, а Кунц не хотел, совсем-совсем не хотел, чтобы его ярость обрушилась на Сьюзен. Но он должен об этом доложить. Разве у него есть выбор? Кунц отлично понимал, что выбора у него нет.
Сьюзен вцепилась в прижатую к уху трубку. Она хорошо расслышала Джона, но все равно переспросила:
– Что?
– Харви мертв.
Она вспомнила, как вчера Харви, стоя рядом с кушеткой, прижимал к ее животу ультразвуковой датчик. Тогда на его лице не было обыкновенного высокомерного выражения, а была теплая улыбка.
– Я… я не… я не могу поверить. Что случилось?
– Точно не знаю, – ответил Джон. – Мне только что звонила Каролина. Она в ужасном состоянии. Его нашли мертвым в машине.
– Но мы… мы же видели его вчера. С ним все было в порядке. Он попал в аварию?
– Нет, я… – Он на мгновение остановился. – Это не авария. Каролину трудно было понять, но это, скорее, сердечный приступ или инсульт, аневризма – что-то в этом роде.
– Мне позвонить ей?
– Да, наверное. Если хочешь.
– Хочу. Господи, на следующей неделе мы с ней собирались пить у нас кофе. Я ей вчера звонила.
– Сейчас у меня встреча в «Майкрософт». Потом поеду домой.
– Это ужасно. Не могу поверить.
– Я тоже, – сказал он.
Сьюзен повесила трубку и только тогда полностью осознала случившееся. В голове снова возник образ Харви с ультразвуковым датчиком.
У нее задрожали руки. Ей казалось, будто весь мир вокруг сдвинулся с места. Она нашла номер Эдисонов в записной книжке и позвонила.
Каролина сразу сняла трубку. От рыданий у нее сел голос. Сьюзен было глубоко жаль Каролину. Все мысли о том, какая она высокомерная, глупая и пустая особа, в одну секунду вылетели у нее из головы.
– Каролина, – сказала она, – это Сьюзен Картер. Я только что узнала. Я тебе глубоко сочувствую.
В воздухе повисло долгое молчание, прерванное Каролиной. Судя по более уверенному голосу, она взяла себя в руки.
– Это просто безумие какое-то, Сьюзен. Не понимаю, зачем он поехал в Бедфордшир. Что ему было делать в карьере?
– В карьере? – спросила Сьюзен.
– У одной из его пациенток в лечебнице Святой Кэтрин начинались роды, и он должен был быть там в девять вечера, но так и не приехал. Я не понимаю. Мы замечательно провели праздники. Он отдохнул, у него были большие планы на этот год. Это… это просто бессмысленно…
– Каролина, что именно произошло? Он попал в аварию в карьере?
Опять возникла пауза, затем Каролина Эдисон сказала:
– Джон не говорил тебе о бутерброде с арахисовым маслом? Как Харви мог узнать об этом? Бутерброды с арахисовым маслом у Адама в коробке с завтраком.
Сьюзен смутно помнила, что у сына Эдисонов была аллергия на арахис, – но какое это имеет отношение к смерти Харви?
– Арахисовое масло?
– Полиция говорит, что он… что он… – Каролина начала всхлипывать.
– Хочешь, я приеду? – спросила Сьюзен.
– Нет… скоро приедет мама… сестра… Может, ты позвонишь потом? Завтра? Я… прости.
Каролина повесила трубку. Сьюзен положила трубку на место и подумала, что беременность иногда мешает: она бы сейчас выпила чего-нибудь крепкого.
На улице уже темнело, а ведь всего пятый час. Сьюзен ненавидела короткие тусклые зимние дни и сейчас больше, чем когда-либо, скучала по долгим теплым летним вечерам. Харви Эдисон мертв. У нее не укладывалось это в голове. В сознании Сьюзен его образ раздвоился. Вот Харви Эдисон принимает ее у себя в кабинете. Может, он немного нервничал в этот момент, но она отнесла это на счет того, что ему приходится осматривать жену друга.
А вот перед Рождеством он стоит у них в гостиной и высокомерно говорит: «Какой прелестный маленький домик». Она возненавидела его за эти слова, он же проявил искреннее участие, когда у нее в тот вечер случился приступ. И вчера он был к ней очень добр.
