Подымаясь по загаженным ступенькам на первый этаж, он почувствовал рядом защитников Нормы.
– Ни одна татушка не дёргается, – обратился он к ним. – Это хороший знак. Но если что-то пойдёт не так, возвращайтесь к Норме и выводите её через чёрный ход, окей? На пожарном ходе висели цепи – я их сорвал, но ваши товарищи должны присматривать и за проулком, так ведь? Чуть что – меня не ждите. За себя постоять могу, а вас даже под землёй найду. Боже, надеюсь, они меня слышат. Если я её потеряю…
Не в состоянии озвучить свой страх, Гарри замолчал. Он взобрался наверх и, не став околачиваться у входа в убежище, вышел на перекрёсток и осмотрелся: прохожих не наблюдалось, и уличное движение было вялым.
Он побродил по кварталу и остановился, чтобы раскурить окурок сигары – в отличие от гурманов, брезговавших всем, что уже подносилось к огню, Гарри нравился крепкий аромат табака, приобретённый им за те дни и часы, что его курили, аккуратно тушили, затем раскуривали и снова тушили. Его сигара созрела и воняла, как старый носок. Гарри взялся её воскрешать, и, пуская дым, точно простой курильщик на перекуре, он мимоходом оценивал ситуацию.
Он дошёл до перекрестка в конце квартала, затянулся сигарой и понял, что она опять испустила дух. Гарри достал из куртки потрёпанную книжечку с бумажными спичками – вонючке в его зубах требовался хороший, тёплый огонёк. Как только Гарри нагнулся к пламени, боковым зрением он заметил, что с северной части квартала к нему приближаются мужчина с женщиной. Незнакомка была невысокого роста, но вида – сурового. Её лысый спутник возвышался над ней фута на полтора.
Это был Кез, и он привёл компанию. Гарри затянулся сигарой и выпустил густую тучу ароматного дыма. Он глянул в сторону союзников, но не сделал ничего такого, что можно было бы истолковать, как тайный сигнал. Затем он повернулся к новоприбывшим спиной и отправился назад тем же путём, каким и пришёл. Обождав, пока Кез и его компаньонка завернут за угол, Гарри спустился по замусоренным ступенькам и принялся ждать.
Когда они стали спускаться по лестнице, Гарри зашел внутрь и подождал, пока они не последуют его примеру. Однажды он уже встречал подругу Кеза. Звали её Ланой. Она была всего пять футов ростом
[30], но всё её тело состояло из сплошных мускулов. Её покрывало больше татуировок, чем Гарри и Кеза, вместе взятых, однако не потому, что она питала особую страсть к этому виду искусства. Вся её кожа, в том числе и лицо, являло собой обширный живой манускрипт – энциклопедию мистических письмен и сигил, которая, по словам Ланы, «еле держала фантомов на почтенном расстоянии». Эта девушка магнитом притягивала всё сверхъестественное. Гарри был очень рад её видеть.
– Решил её взять на случай неприятностей, – подал голос Кез, когда они зашли в здание.
– Привет, Гарри, – сказала Лана. – Приятно снова увидеться.
Они протянули друг другу руки, и ответное пожатие едва не переломало Гарри все пальцы.
– Взаимно, – процедил Д'Амур.
– У Ланы есть квартира, и она говорит, что у неё можно залечь на сколько понадобится.
– Для Нормы – всё что угодно, – кивнула Лана.
– Так что, транспортируем? – спросил Кез. – Мой фургон за углом. Подъехать ко входу?
– Ага. К тому времени мы уже будем… – Гарри осёкся. – Чёрт, – прошипел он.
– Посетители? – спросила Лана, стреляя глазами по сторонам.
– Не знаю. Что-то. Татушка только что дёрнулась. Но тут же затихла. Это мог быть и пролетавший мимо фантом. В этом проклятом городе нельзя быть ни в чём уверенным. Давайте вывезем даму из этой дырищи. Кез, пять минут.
– Без проблем.
– Лана, пошли со мной.
– Как скажешь, начальник.
Гарри услышал в словах Ланы нотки сарказма, но решил не обращать внимания и повёл её скудно освещённым лабиринтом.
– Пресвятая Троица, – удивилась Норма, когда они зашли в её комнату. – А ты что здесь делаешь?
– Пардон. Он сказал, что вы друзья, – ответила Лана.
– Ты же знаешь, что я к тебе обращаюсь, – сказала Норма.
– Норма, я не позволю тебе заболеть. Куча народу тебе очень обязана. И я в том числе. Так что мы решили, что ты поселишься у меня.
Гарри скривился, изготовившись услышать от Нормы другие колкости, но она просто сидела, и на её лице расплывалась улыбка.
– Что смешного? – спросил он.
– Да ничего, – ответила Норма. – Просто очень мило, как вы все помыкаете мной для моего же блага.
– Так что, у нас пижамная вечеринка? – спросила Лана.
– Ещё какая, – кивнула Норма.
– И никаких возражений? – поинтересовался Гарри.
– Не-а.
Его слепая подруга всё ещё улыбалась. Гарри покачал головой.
– Призрачные садомазохисты – одно, но вот это… это уже странно.
8
Появилось немало примет, что сегодня в Нью-Йорке произойдёт нечто серьезное. Те, чьи органы чувств позволяли распознать эти знаки, встречали их повсюду: в изящных мимолётных завитках пара, подымавшегося из канализационных люков на нескольких авеню; в узорах бензина, проливавшегося из столкнувшихся автомобилей в авариях со смертельным исходом; в гаме, издаваемом десятками тысяч птиц, круживших над деревьями Центрального парка, хотя в такой час они обычно уже мирно спали на их ветвях; в молитвах, которые бормотали бездомные души, в целях безопасности зарывшись в самые смрадные мусорные кучи.
Церкви не запирались на ночь, предоставляя убежище всем нуждающимся. В тот вечер туда явилось больше людей, чем за последние полгода, и в их числе были как босые оборванцы, так и прилично одетые люди всех возможных рас и цветов кожи. Всех их объединяло одно – они стремились отгородиться от той части их разума, которая знала, знала с самого младенчества, что день ото дня великая рана мира все углубляется. У несчастных не оставалось выбора, и они страдали от этой боли, как от своей собственной, и отчасти так и было.
Пока что поездка в Бруклин проходила без приключений. Кез свернул на Канал-стрит, пересёк Манхэттенский мост, и они очутились во Флэтбуше
[31].
– Нам нужно на Андерхилл-авеню, – сказала Лана. На Дин-стрит налево, ещё четыре квартала прямо, затем направо.
– Ни хрена себе трындец останови фургон, – выпалил Гарри на одном дыхании.
– В чём дело? – удивился Кез.
– Тормози!
Кез надавил на тормоз. Гарри глянул в зеркальце заднего вида.
– А он какого чёрта здесь делает? – изумился Д’Амур.
– Кто? – переспросило в унисон несколько голосов.
