– Денис Анатольевич, если бы всё было так просто… – Михаил Александрович пытается наставить меня на путь истинный. – Сам Трепов поступил, конечно, неправильно, но ведь он был в тот момент олицетворением власти, и Засулич показала, что с ней можно успешно бороться преступными методами и при этом оставаться безнаказанным. Что впоследствии и стало повсеместным явлением.
– Сама власть должна быть адекватной и не покрывать придурка, а наказать. Ему прекрасно было известно, что лица дворянского происхождения, пусть даже и самые захудалые студентишки, телесным наказаниям не подлежат. Да, тут еще один нюанс вырисовывается. Ни в коей мере не пытаясь очернить предложенные кандидатуры, хочу обратить внимание на их нерусские фамилии… Не надо подозревать меня в шовинизме, просто посмотрите на список глазами обывателя…
Дальнейшего продолжения диспута на тему не получилось. В оконное стекло негромко звякает камушек, затем с улицы раздаётся очень знакомый свист «Ко мне»!.. Через мгновение уже вижу машущего мне Семена!.. Только в одном случае он мог так!..
Несусь к выходу, перепрыгивая через неудачно подвернувшийся на пути стул, вопль-фраза «Ваше высочество, прошу разрешения отсутствовать!» заканчивается уже на выходе из «предбанника» с охреневающим секретарём… Семен успевает крикнуть только одно слово «медкорпус» и, несмотря на все свои старания, оказывается далеко позади. Взлетаю по лестнице на второй этаж, где расположен операционный блок, толкаю ладонью дверь, филенка, расколовшись на две половинки, летит на пол. Черт, она же наружу открывается!.. Дергаю ручку на себя, в двух шагах вижу тёщу и доктора Голубева. Последний, уже придя в себя от неожиданного грохота, обращается ко мне:
– Денис Анатольевич, голубчик, все хорошо. Начались предродовые схватки, поэтому я поместил Дарью Александровну в палату под присмотр сиделки. И сам буду всё это время поблизости. У нас в запасе есть несколько часов, Иван Петрович давно уже договорился с московскими врачами, их только нужно доставить сюда…
– Спасибо, Михаил Николаевич! Я сейчас сам сгоняю в Москву, только разрешите с Дашей повидаться!
– Да, конечно, пойдемте вместе с Полиной Артемьевной.
– Денис, всё хорошо. Дашенька почувствовала недомогание, и несколько раз схватило живот, поэтому я позвонила Михаилу Николаевичу, – тёща со своей стороны тоже пытается меня успокоить. – Идемте в палату, она ждет вас…
Бледная Даша лежит на кровати, глядя на меня встревоженными глазами. Опускаюсь рядом с кроватью на колено, беру в руки её ладошку и успокаивающе глажу чуть влажноватые пальчики.
– Вот, Денис, началось… Сначала пару раз толкнулся как обычно, а потом… То скрутит, то отпустит, то тянет…
– Маленькая, всё будет хорошо. Сейчас метнусь в город за врачом. Я – быстро!.. Не успеешь соскучиться…
Наклоняюсь к животу и шепчу так, чтобы она тоже слышала:
– Сыночка, потерпи еще чуток, папка сейчас доктора привезёт, и он тебе с мамой обязательно поможет…
В ответ ощущаю легкий толчок и слышу Дашино «Ой, мамочка!». Полина Артемьевна тут же оказывается рядом, а я уже спешу к Павлову за транспортом. А если они еще не успели закончить свою разжевальню-говорильню?.. А, наплевать! Пусть всё идет к чертям собачьим, у меня есть дело поважнее!..
* * *
– Господа, кто-нибудь может объяснить мне, что происходит? – Великий князь Михаил недоумённо переводит взгляд с Келлера на Павлова.
– Мальчишка! – добродушно улыбаясь, хмыкает в усы Федор Артурович. – Готовится вот стать отцом.
– Простите, Михаил Александрович. Мне нужно отдать кое-какие распоряжения. – Академик крутит ручку вызова телефона, стоящего на рабочем столе…
– Коммутатор, дайте мне гараж… Николай Адамович?.. Это Павлов. Два самых надёжных и быстрых авто – к медкорпусу. Второй водитель пусть забежит за сопроводительной запиской. Адрес – Лепехинский родильный дом… Да, на Покровке. Пассажиром едет капитан Гуров… Да, если по пути он захочет сам сесть за руль, не препятствуйте. Всё равно это не поможет…
Итак, на чем мы остановились?.. По Регентскому совету всё ясно, давайте обсудим, как быть со старообрядцами…
Глава 14
Быстрей!.. Еще быстрее!.. Ровный участок, можно втопить газ до полика!.. Хотя «ровный» – понятие относительное. Если к двадцать первому веку в России были еще не дороги, а направления, то что говорить о сегодняшнем дне… Черт, ямку проморгал, тряхнуло от души… Институтский завгар, сорокалетний вислоусый крепыш Николай Адамович, встретивший меня возле медицинского корпуса, лишь обречённо вздохнул, увидев, что я моментально прописался на водительском месте, и теперь изредка подсказывает дорогу на немногочисленных развилках и сокрушённо наблюдает, как я издеваюсь над его любимым детищем. Вторая машина давно уже отстала, не выдержав гонки, хотя скорость удается развить ну очень сумасшедшую – километров двадцать пять – тридцать по прямой. Ничего, Москва уже близко, там газанём…
От суматошной затурканности не осталось и следа, она исчезла, уступив место холодно звенящему внутри чувству обострённого напряжения. Как в разведвыходе перед снятием часового…
О, вот и Первопрестольная, теперь будет легче… Или тяжелее, потому что злобный завгар заставляет остановиться и поменяться с ним местами, аргументируя тем, что он, коренной москвич, доедет быстрее, чем пусть и способный к «экстремальному» вождению, но уж очень рисковый и лихой господин капитан в состоянии такого душевного волнения… И под его чутким и мудрым руководством аппаратом мы лихо минуем переезд через «железку» прямо перед большим стадом будущих бифштексов и колбас, следующих, судя по всему, на мясобойню. Но вскоре тормозим перед низеньким мостом над дорогой, который Николай Адамович гордо обзывает виадуком Московской окружной железной дороги. Рядом стоит интересная церковь с часами на колоколенке, из-за которой, преграждая нам дорогу, двигается еще один поток бурёнок, абсолютно не реагирующих на жалкие просьбы клаксона пропустить нас вперед. Твою ж дивизию!.. Сколько мы тут еще торчать будем?!.. Завгар тоже матерится про себя, затем, приняв решение, нажимает на какую-то кнопочку на приборной панели… Ну ни хрена себе!.. Не спецсирена, конечно, и не пароходный гудок, но что-то такое внушительное раздается! Коровы вместе с пастухами от неожиданности шарахаются в стороны, освобождая кусочек свободного пространства. Куда мы тут же и въезжаем. Снова ревун, продвигаемся еще метров на пять. Опомнившиеся погонялы, решив, что дешевле будет не связываться, разгоняют коров, и наконец-то мы минуем этот живой поток…
Тряска по булыжной мостовой заставляет крепче ухватиться за раму лобового стекла, Николай Адамович умудряется еще и почти непрерывно бибикать в клаксон, распугивая с дороги немногочисленные пролётки, велосипедистов и идиотов-пешеходов, возомнивших, что им дозволено гулять по проезжей части, как у себя в огороде… Пару раз городовые гневно свиристят вслед, но… Рождённый ползать летать не может…
Городской лабиринт с кучей поворотов заканчивается внезапно, завгар притормаживает у открытых ворот меж двух каменных домов и заезжает внутрь, но на полпути до каких-то импозантных хором с башенкой на крыше поворачивает налево в ничем не примечательный проезд и притормаживает, показывая рукой на двухэтажное здание. Выпрыгиваю на ходу и несусь к открытым дверям, сжимая в руке драгоценную записку Павлова к доктору Грауэрману. В кабинет к которому прорываюсь внаглую, игнорируя остальных посетителей. Невысокий, худощавый пожилой дяденька с интеллигентской бородкой клинышком недоумевая смотрит на меня через стеклышки пенсне, прекратив на время что-то надиктовывать сестре милосердия, очевидно, подрабатывавшей делопроизводителем.
