Поспешность отъезда имела еще и другое основание. Василий Васильевич признался ему, что послал жене письмо с просьбой приехать в Макариху, и Гиршфельд боялся, как бы она не застала здесь мужа.
Наконец они собрались и уехали. Перед отъездом Николай Леопольдович скупил за ничтожную сумму все выданные Луганским в К-е векселя, заставив векселедержателей поставить на них безоборотные бланки.
То жидовское местечко, куда привез Гиршфельд своих пленников, каковым в его глазах теперь был и Князев, отстояло в двадцати верстах от станции железной дороги и было ничто иное, как грязный, малолюдный посад.
Петр Петрович Царевский принял приезжих с распростертыми объятиями и, после непродолжительного совещания с Николаем Леопольдовичем, согласился принять их под свой надзор, рекомендовав для той же роли в помощь себе местного станового пристава, с которым и познакомил Гиршфельда. Князев и Луганский очутились, таким образом, незаметно для себя, почти под домашним арестом. Им отвели маленькую комнату, бывшую под канцелярией, набили сеном два тюфяка и этим окончили заботу о них.
Николай Леопольдович пробыл с ними три дня, взяв с Василия Васильевича удостоверение, что он признает правильным все предшествующие его распоряжения и подтверждает его полномочие, выраженное в доверенности, на залог имения в той сумме, в какой ему заблагорассудится. Подпись Луганского на этом удостоверении засвидетельствовал, как мировой судья, Петр Петрович Царевский.
Оставив Князеву и Луганскому деньги на расходы, Гиршфельд покатил в Москву, где по его распоряжению ждали его жена, Арефьев и Неведомый. Туда же, к этому же времени, должен был прибыть Егор Анатольевич Винтер и поверенный Антонины Луганской Карл Карлович Обермейер. Слабоумный Василий Васильевич проводил своего «благодетеля» всевозможными благословениями и пожеланиями.
В Москве дело по залогу имения Луганского затянулось месяца на два, а когда день выдачи ссуды уже был назначен, вдруг из г. В-ны получена была на имя банка телеграмма Василия Васильевича, которой он просил банк приостановиться выдачею ссуды до его приезда. Узнав об этом, Николай Леопольдович был положительно ошеломлен. Он не мог понять, как Луганский мог очутиться в В-не.
Дело объяснилось лишь через три дня. В Москву прибыли Луганский с женой, Деметр и Князев. Гиршфельд тотчас же потребовал от последнего объяснения.
— Я тут не причем, — я положительно не в силах был удержать его. В этом пархатом жидовском логовище еще скучнее, чем в Макарихе. У Царевского с утра до ночи только и делают, что дуются в карты. Василию Васильевичу это надоело, он стал опять слоняться по трактирам и харчевням, пьянствовать и выдавать векселя, и наконец потребовал, чтобы я с ним ехал в Москву — к вам. Я его уговаривать — куда тебе, слышать не хочет. Тайком, по его желанию, мы и удрали. Я, впрочем, успел шепнуть Царевскому и они нас со становым на станции железной дороги догнали и стали его уговаривать остаться. Ни за что! Так вчетвером в В-ну и покатили. Не успели приехать, как в тот же день в гостиницу явились Егор Егорович и Надежда Петровна. Мы туда, сюда — хотели Василия Васильевича в другой номер перевести — спрятать, а он на дыбы — хочу с женой видеться, соскучился. Что же мы могли поделать. Стали они втроем шептаться, и я о телеграмме узнал, когда уже ее послали.
Каким образом Надежда Петровна и Деметр узнали о местопребывании Луганского осталось невыясненным. Николай Леопольдович сильно заподозрил самого Князева в сообщении жене Луганского адреса мужа, но не высказал ему этого.
«Я с ним сведу счеты после!» — решил он и деятельно принялся ухаживать за Василием Васильевичем, его женой и даже Деметром.
Залог в банке состоялся. Ссуда была выдана в размере четыреста пятидесяти тысяч рублей; из которых двести пятьдесят тысяч получил Обермейер и укатил с ними в Берлин. Гиршфельду, по договору, следовало получить триста двадцать пять тысяч рублей, но он великодушно согласился получить лишь сто пятьдесят тысяч, из которых семьдесят две тысячи передал Винтеру, как поверенному Базисова, пятнадцать тысяч лично ему за поездку в Берлин, пять тысяч — Арефьеву и шесть тысяч пятьсот сунул Деметру. Князев и Неведомый получили по тысяче рублей. Из остальных денег ему предстояло погасить некоторые другие векселя Луганского с его бланками и пять тысяч выдать по условию Милашевичу — в остатке наличный гонорар составлял сравнительно небольшую сумму. Пятьдесят тысяч рублей получила Надежда Петровна.
Луганский сделался собственником богатых имений, но не получил ни гроша. Это не мешало ему быть добродушно довольным. Недовольны остались Князев и Неведомый, но последний ни жестом, ни словом не выдал себя. В возмещение остальной части гонорара Николая Леопольдовича Луганский совершил вторую закладную на имение Комаровка на имя Стефании Павловны Гиршфельд, на сумму сто пятьдесят тысяч рублей и арендный договор на то же имение на четыре года, по пяти тысяч рублей в год, расписавшись в получении за все время аренды вперед.
После дележа вся компания отправилась в гости к новой арендаторше в Комаровку. Гиршфельд распорядился отслужить молебен и представился священнику, как новый владелец именья. Прожив там около двух недель и сделав хозяйственные распоряжения, они с женой, Арефьевым и Князевым отправились обратно в Петербург.
Дмитрий Вячеславович Неведомый объявил, что едет в Москву, куда его призывают дела. Николай Леопольдович без малейшего подозрения дружески простился с ним. Луганский с женой и Деметр уезжали в соседнее именье Сушкино. Неведомый, после отъезда Гиршфельда с компанией, поехал с ними.
— Однако и пообчистил же вас этот живодер, — начал он возмущаться еще дорогой. — А я вас как путных, — обратился он к Надежде Петровне и Деметру, — уведомил, где найти Василия Васильевича, что ж, найти — нашли, а от глупостей удержать не сумели, при вас почти последнюю рубашку с него сняли, чуть самого не проглотил и не подавился.
Оказалось, что в сношениях с Деметром был Дмитрий Вячеславович, давно уже недовольный Гиршфельдом; он расспросил у Николая Леопольдовича, когда тот приехал в Москву, о местопребывании Луганского, уведомил письмом Егора Егоровича, который вместе с Надеждой Петровной, узнав из того же письма, что не нынче завтра должны получить деньги из банка, поехали за ним и случайно встретились в г. В-не.
— Что же нам было делать — он его совсем оплел: сами видите, каким он вернулся из путешествия.
Василий Васильевич на самом деле, видимо, ничего не понимал из их разговора, сидел и глупо-блаженно улыбался.
— Теперь, по крайней мере, надо действовать — надо заставить его подать жалобу прокурору, я напишу, а Егор Егорович перепишет… Заставить его подписаться, а затем постепенно настроить против Гиршфельда будет теперь не трудно…
На этом и порешили.
Через несколько дней по приезде в Сушкино, жалоба была изготовлена и полетела по почте в Петербург на имя Прокурора Окружного Суда. Недели через две Дмитрий Вячеславович, как ни в чем ни бывало, явился к Николаю Леопольдовичу и поселился в его квартире, где продолжал скрываться от розысков, опеки и судебного следователя и Александр Александрович Князев.
