— Но как же нам быть, мы без копейки! — почти простонала она.
— И ездите в каретах! — зло усмехнулся Николай Леопольдович.
— Она не оплачена…
— Вы надеялись на меня… Повторяю, сегодня ни гроша…
Он отпер дверь кабинета, распахнул ее и вышел первый. Она, смущенная, утирая слезы, последовал за ним.
— Прощайте! — резко произнес он, выйдя вместе с ней на террасу.
— А Стефания Павловна?.. — растерянно проговорила она.
— Она ушла гулять с детьми, а потом пройдет к соседям! — ответил он.
Последняя надежда Зыковой перехватить деньжонок у жены Гиршфельда рухнула. Она простилась с Николаем Леопольдовичем и уныло пошла садиться в карету. Карета покатила. Подъехав к роще, по опушке которой прогуливался Шестов, она остановилась. Князь Владимир отворил дверцу и быстро вскочил в карету.
Последняя двинулась снова в путь.
— Сколько? — радостно спросил он, но вдруг остановился, взглянув на заплаканное, полинявшее лицо Агнессы Михайловны.
— Что случилось? — тревожно спросил он.
— Не дал ни гроша и даже не возвратил промесса! — снова заплакала она.
— Как не возвратил промесса, да разве он у него? — крикнул он.
Зыкова созналась ему, прерывая плачем свой рассказ, что она из боязни, чтобы он не передал бумаги Розену, отдала ее на сохранение Гиршфельду, а теперь последний, узнав о ее показаниях, отказался возвратить ее.
— Дура! — захрипел князь.
В карете произошла безобразная сцена, князь ругал на чем стоит Зыкову и даже два раза ударил ее. Она завизжала.
Кучер, услыхав крик, остановился. Шестов опомнился.
— Пошел! — крикнул он кучеру, высунувшись из окна. Он продолжал уже пилить ее тихо.
— Меня променяла… продала… гадина… — шипел Владимир.
Агнесса Михайловна упорно молчала. Наконец приехали в город. Возник вопрос: откуда взять денег для уплаты за карету? Князь уже довольно миролюбиво начал совещаться с Зыковой. Решили ехать к ее матери. Мария Викентьевна обругала их обоих и отказала на отрез.
— Не приготовила я еще денег вам на кареты, аристократы какие подзаборные выискались! — ворчала она.
По счастью, явился «дедушка» Милашевич и выручил из беды.
Шестов, успокоившись по вопросу об извозчике, снова сцепился с Агнессой Михайловной, но Марья Викентьевна выгнала его вон.
Он вызвал на лестницу Антона Максимовича, выклянчил у него два рубля и ушел. Домой он явился поздно ночью, совершенно пьяный и без копейки.
XXI
Повестка
Прошло полтора месяца. Николай Леопольдович уже недели с две как перебрался с дачи на свою петербургскую квартиру. Был седьмой час вечера. В семье Гиршфельдов только что отобедали и, не выходя из столовой, пили кофе Николай Николаевич Арефьев и Зыкова. Разговор, как за последнее время почти постоянно, вертелся на производимом следствии. В передней раздался звонок. Гиршфельд вздрогнул.
— Кто бы это мог быть в такое время? — вслух заметил он, взглянув на часы.
Какое-то тяжелое предчувствие сжало его сердце.
— Вероятно, князь! Он хотел зайти! — вставила Агнесса Михайловна.
Предчувствие Николая Леопольдовича сбылось. Зыкова ошиблась.
Явился местный помощник пристава, который и прошел вместе с хозяином в кабинет. На лице полицейского офицера была написана серьезная сосредоточенность. В столовой все как-то инстинктивно смолкли. Минут через десять помощник пристава с лицом, выражавшим сознание исполненного, хотя и неприятного служебного долга, вышел из кабинета, сделал снова как и при входе, общий поклон всем сидевшим в столовой в удалился, бряцая шпорами. В столовой продолжало царить общее молчание. Из кабинета через несколько минут появился бледный Гиршфельд с бумагой к руке.
— Дождались… к качестве обвиняемого… — глухим голосом произнес он, подавая бумагу Арефьеву.
Она оказалась врученною ему помощником пристава повесткой судебного следователя по важнейшим делам гор. Петербурга о явке через несколько дней для допроса в качестве обвиняемого по 1681 и 1688 статьям уложения о наказаниях.
Николай Николаевич взял повестку, мельком взглянул на нее в иронически улыбнулся.
— Пустяки! Ни с чем отъедут! — хладнокровно произнес он.
Такие следовательские billets deux были для него привычным делом. Николай же Леопольдович был потрясен. В передней вновь раздался звонок.
На этот раз это был Шестов, который быстро, по своему обыкновению, подошел к Гиршфельду.
— Это из-за тебя все, негодяй, подлец! — вдруг вскрикнул последний, и не успел тот опомниться, как он влепил ему две здоровенные пощечины.
Ошеломленный князь обвел окружающих удивленным взглядам.
— Пошел вон, иначе я тебя убью! — не унимался Николай Леопольдович, которого жена и Агнесса Михайловна держали за руки.
Шестов обратился в бегство, ворча про себя ругательства и угрозы.
Лакей Василий, преданный Гиршфельду человек, привезенный им из Москвы, небрежно подал ему пальто. Он за последнее время, зная отчасти положение дел своего барина, не жаловал князя и даже называл его, конечно заочно, прохвостом.
— Каторжник, тебе и в Сибири места мало! — крикнул Владимир из передней.
Не успел он окончить этой фразы, как Василий со всего размаху ударил его по лицу, а затем, ловко схватив за шиворот, вытолкнул за дверь и запер ее на ключ.
— Молодец! — похвалил Василия выскочивший на шум в переднюю и видевший всю эту сцену Арефьев.
Николай Леопольдович сидел на диване в столовой, молчал и тяжело переводил дыхание. После возбужденного состояния, в которое его привело появление князя Шестова, наступила реакция — он совершенно ослаб.
— Послушайте! Да ведь это не ребячество, чего вы как какая нибудь баба, чуть в истерику не падаете! — стыдил его возвратившийся в столовую Арефьев и рассказал им в передней сцену.
Гиршфельд печально улыбнулся.
— Однако, надо будет с ним помириться, он будет нужен на суде! — сообразил он вслух.
— Эк, хватили, на суде, — усмехнулся Николай Николаевич, — до суда и не дойдет. Разве может такое вопиющее по бездоказательности дело пройти судебную палату не прекращенным…
— Кто знает, на меня здесь злы многие… — сомнительно покачал головой Николай Леопольдович. — С этим миллионным делом Луганского многим я поперек горла встал, — добавил он после некоторой паузы.
— Злы, злы, а ничего не поделают, знаете русскую пословицу: сердит, да не силен.
— Ну, многие из них очень сильны! Вы, Агнесса Михайловна, — обратился он к Зыковой, — уж уговорите князя, чтобы он на меня не сердился… Объясните ему, что я был в таком положении… только что получил это проклятую повестку…
