Несомненно, что он лгал в этом показании, а виделся с княжной утром около монастыря, но счел необходимым скрыть это свидание, что исполнил очень искусно, поручив кому-нибудь отправить из Москвы в Т. княгине Зинаиде Павловне телеграмму, полученную утром в гостинице «Гранд-Отель», уже после своего отъезда из Белокаменной. Значит он знал, что совершится преступление и был, следовательно, его соучастником. Иного вывода сделать было нельзя. Показание Никиты Ерша, вместе с показаниями его, Петухова, об отношениях Гиршфельда с осужденной молчаливой княжной, может не только запутать Николая Леопольдовича в неприятное для него дело, но даже привести его на скамью подсудимых и, смотря по ведению следствия, совершенно погубить. Внимательно, как уже мы сказали, следя за известиями о деле об отравлении княгини Шестовой ее племянницей, Николай Ильич, преследовал одну мысль, найти в нем хотя бы малейший намек на участие Гиршфельда и, опираясь на знание его отношений к подсудимой, сорвать с последнего денежный куш и начать на него издание собственной газеты, что было уже несколько лет заветною мечтою Петухова. Увы, такого намека в деле он, как мы видели, до беседы с Никитой, не находил. Теперь — дело другое.
— Приготовьтесь г. Гиршфельд раскошелиться… — радостно несколько раз повторил он, обсудив всесторонне важность принесенного Никитой известия, и заснул сном счастливого человека, твердо верующего в свою звезду.
Всю ночь снился ему милый его сердцу газетный лист, под которым красовалась подпись: Редактор-издатель Н. И. Петухов.
XI
Второй свидетель
На другой день в девять часов утра Николай Ильич подходил своей плавной походкой к роскошному небольшому домику-особняку, изящной архитектуры, с лепными художественными украшениями по фасаду, зеркальными окнами в одно стекло и шикарным подъездом. Дом этот находился на одной из улиц, выходящих на Арбатскую площадь, и принадлежал присяжному поверенному Николаю Леопольдовичу Гиршфельду. Смело нажал Петухов пуговку электрического звонка, и по лицу его разлилсь даже довольная улыбка от этой смелости.
«Знай наших!» — как бы говорила вся его непрезентабельная внешность.
— Дома? — спросил он отворившего ему лакея.
— Еще почивают-с.
— Я подожду, очень нужное дело.
Лакей, знавший Николая Ильича, впустил его.
Вскоре Николай Леопольдович проснулся и узнав, что его дожидается Петухов по важному делу, приказал позвать его в спальню.
— Что скажешь? — встретил он его, протягивая руку из-под одеяла. — Садись.
Петухов, пожав руку Гиршфельду, пододвинул стул к кровати и сел. Необычайная резвость Николая Ильича не ускользнула от внимания Николай Леопольдовича.
«Что с ним? Вид у него совсем торжествующей свиньи. Что-нибудь и тут неладно!» — промелькнуло в его уме.
«Что за вздор! И откуда у меня явилась такая подозрительность?» — остановил он сам себя.
— Дельце есть личное, так сказать, — почти шепотом начал, между тем, Петухов.
— Личное?
— Да-с, личное, заветное, можно сказать: давно я эту мечту лелею.
— На счет редакторства? — усмехнулся Гиршфельд, зная давно стремление к нему Петухова.
— Именно-с… — вздохнул тот.
— Зачем же дело стало? Если нужно похлопотать о разрешении, у меня есть рука, — устрою.
— Не одно-с это: в этом-то, я знаю, памятуя мою вам службу, вы не откажете. Хотелось бы газетку без предварительной цензуры сварганить, отголоском Москвы ее сделать, серой Москвы — массы, а то сами знаете, какие у нас теперь газеты мелкой-то прессы: одна вопросами о духовенстве всем оскомину набила, другая — приставодержательством беглых профессоров занимается и в большую играет, а третья, смех и грех, совсем либеральная шипучка, благо ее редактор заведение шипучих вод имеет; об остальных и говорить нечего — все можно забить и дело сделать ахтительное.
Николай Ильич даже захлебнулся от восторга. Николай Леопольдович улыбнулся, — подозрения его рассеялись.
— Так чего же не достает, чтобы сделать это «ахтительное» дело?
— Денег.
— И много на это надо?
— Да тысяч двадцать пять на первое время, — пять тысяч залогу за издание без предварительной цензуры, ну, да на первоначальные расходы, типография, бумага, сотрудникам, публикации…
— А у тебя много денег? — остановил этот перечень Гиршфельд.
— Какие у меня деньги? — с хлеба на квас перебиваюсь…
— Так чего же ты без толку толкуешь, а я слушаю.
— Да, думал, Николай Леопольдович, что вы…
— Дам тебе двадцать пять тысяч? — даже привскочил он на локоть.
— Думал, что дадите, и теперь думаю, — невозмутимо продолжал Петухов.
На его губах мелькнула плотоядная улыбка. Николай Леопольдович не заметил ее.
— Да если бы это было и на самом деле выгодное дело, в чем я сильно сомневаюсь, то откуда я их возьму? В делах теперь застой, денег у меня самому не хватает, с домом этим тут еще связался — уйму денег съел, сам еле перебиваюсь…
Петухов смотрел на него и недоверчиво улыбался.
— Ты чего зубы-то скалишь? — рассердился Гиршфельд. — Обокрал я, что ли, кого, что деньгам счета не знаю?
«С чего-нибудь он да пристал! Что-нибудь тут да не ладно!» — мелькало в его уме и еще более раздражало его.
— Зачем обокрасть, — спокойно отвечал Николай Ильич, — умные люди не крадут, дураки крадут, Николай Леопольдович, крадут и попадаются; а умные люди не попадаются, значит не крадут.
Он с выразительною наглостью взглянул на него.
Николай Леопольдович молчал, до крови закусив нижнюю губу. Подозрения, что Петухов затевает против него что-то недоброе, разрасталось в его душе. С тех лор, как он попал в первую петлю им самим сплетенных тенет и был всецело в руках Александры Яковлевны Гариновой, он с какой-то болезненной боязливостью стал относиться ко всем, кто знал его близко при жизни Зинаиды Павловны.
— Так не дадите? — начал Николай Ильич после некоторой паузы.
— Конечно не дам! — крикнул хриплым голосом Гиршфельд. — И по очень простой причине — у меня нет! — добавил он тише и мягче.
— На нет и суда нет, — с прежней скверной улыбкой развел руками Петухов.
Оба собеседника замолчали.
— Совсем из ума вон, — прервал молчание Петухов, — вам поклон есть — от Никиты Ерша.
— От кого?
— Позабыли разве? В прошлом году из Т. мы с вами на монастырское озеро ловить рыбу ездили, в деревне останавливались у рыбака, с ним и охотились…
— А, помню!.. — слабым голосом ответил Николай Леопольдович.
Вся кровь бросилась ему в голову при упоминании Петуховым Т.
