Генерал Похвиснев был полный, невысокого роста мужчина, с кругленьким брюшком и с коротенькими ножками. Он был одет в генеральском мундире, со всеми орденами. Оленина он встретил радушно, но рассеянно.
— С чего это ты, брат, в таком параде? — удивленно спросил Иван Сергеевич.
— Как с чего… все-таки будут гости…
— Не финти, Владимир… ты кого-нибудь ждешь… Недаром ты в такой ажитации…
Иван Сергеевич уселся в кресло. Генерал несколько раз молча прошелся по комнате и остановился перед своим приятелем.
— Если уже говорить… так говорить… Тебе скажу… Я действительно ожидаю сегодня к себе одну особу…
— Особу?
— Да…
— Какую же это?
— Графа Ивана Павловича…
— Кутайсова?
— Его самого… Сам назвался…
— Вот как… С чего бы это…
— Генеральша с Зиной как-то были на утреннем разводе… Граф их там увидал… Справился: кто… Ему сказали… Он при встрече со мной во дворце и говорит: красавицу какую, ваше превосходительство, привезли к нам да под спудом держите… Дозвольте хоть к вам приехать… полюбоваться… Шутник… его сиятельство…
Генерал остановился.
— Ну, а ты что?
— Я, известно, «сочту за честь» и все такое… как водится в этих случаях.
— Он бабник… Турка… горячая кровь…
— Может Зине суждено быть графиней…
— Ну, это навряд… Там Шевальиха опутала его сиятельство с ног до головы…
— Что Шевальиха… актерка… не жена…
— Ну, такие-то хуже жен… — заметил Дмитревский. Ему почему-то в этот момент вспомнился Оленин. «Что-то он со… своей?..» — мелькнуло в его голове. Генерал продолжал ходить нервными шагами по кабинету.
— Шевальиха, что Шевальиха… Такие и после свадьбы остаются… Не в этом дело… Капиталов у графа хватит… — говорил он, как бы рассуждая сам с собою.
— Остаются-то остаются, но об этом следует спросить Зину… Останется ли довольна она.
— Зинаида у меня умна… Такие пустяки ее не остановят.
— Это праведницу-то? Уж подлинно в тихом омуте… — заметил Дмитревский.
— Что ж праведница… Она умеет себя показать… Не всем надо знать, что кто думает…
— Такая мудрость жизни в молодой девушке, по-моему, отвратительна…
— Ну, пошел, поехал… Знаем мы тебя, уж поистине праведник, вас с Полиной на одну осину… Та тоже помешана на естественности и откровенности…
— И прекрасно… Такова и должна быть девушка, этот цветок, растущий на воле и не изуродованный искусственным жаром теплиц… К сожалению, такие девушки теперь редки…
— А по моему этот цветок, не сожженный жаром теплиц, просто дура… Она никогда не сделает партии…
— Она выйдет по любви и будет счастлива…
— Тебе хорошо, когда у тебя мошна-то по швам расползается, говорить о счастьи, а попробовал бы с сотней-другой душ…
— Можно быть счастливым и при небольших средствах…
— Вот что, Иван, ты это дело брось, и не вбивай еще больше дури в голову девчонке…
— Я ничего никому не вбиваю, я говорю, что думаю…
— Я ведь знаю, что ты стоишь горой за Гречихина, но этому не бывать… Слышешь, не бывать…
— Слышу… Мне ведь от этого ни тепло, ни холодно… Жаль Полину, но ведь она не моя, а твоя дочь… Выдавай ее не только за турка, а хоть за китайца… — рассердился Иван Сергеевич.
— Идите в гостиную, начинают съезжаться… — вошла в кабинет Ираида Ивановна и тотчас же вышла.
— Вот что, брат, ты там не проболтайся на счет Кутайсова, я хочу им приготовить сюрприз…
— Хорошо, хорошо, мне что за дело.
— А может он и не приедет?
— Может…
— Нет, скажи серьезно… Ты его лучше знаешь.
— Шевальиха задержит если…
— Авось не задержит… — тревожным тоном заметил генерал, и поставив трубку, которую курил, ходя, на подставку, вместе с Иваном Сергеевичем вышел в гостиную.
Там уже было человек десять посторонних.
Гости принадлежали к числу военных, бывших сослуживцев майора, так внезапно сделанного генералом. Многие были тоже в отставке, а другие перешли в штатскую службу.
Три дамы и одна золотушная девица, одетые по последней моде, вносили разнообразие в мужское общество.
С дамами беседовала Ираида Ивановна, а с золотушной девицей — Зинаида Владимировна.
Кто, как мы, по праву бытописателя, видел ее за какие-нибудь полчаса в ее комнате, посмотрев на нее теперь, не узнал бы ее.
Это была совершенно другая девушка. Она придала своему лицу какое-то выражение неземного существа, мечтательной наивности — она сияла какою-то, казалось, неподдельною святостью. За это-то выражение Иван Сергеевич, давно раскусивший ее, и называл насмешливо «праведницей».
Генерал начал здороваться с гостями. Иван Сергеевич оказался знаком со всеми.
Мужчины окружили его и стали поздравлять. Обращаясь к нему, они называли его вашим превосходительством.
Это не ускользнуло от внимания Ираиды Ивановны и Зинаиды Владимировны.
Обе они подняли головы и прислушались.
— Вы кажется Иван Сергеевич за компанию с Владимиром в генералы произвели? — крикнула она.
— Да он и есть генерал… Разве вы не слышите, мы его поздравляем…
— С чем? — вмешался в разговор Похвиснев, подходивший к ручке дам.
— Как с чем. Разве вы не знаете? Он сегодняшним приказом назначен товарищем министра уделов и переименован в действительные статские советники… Завтра приказ выйдет.
— Вот как… Хорош друг… Мне хоть бы словом… — укоризненно покачал головою генерал.
— Я и забыл об этой неприятности, — засмеялся Дмитревский. — Да кроме того, ты меня так пушил в кабинете, что я не имел времени, если бы и помнил. Истинно по-генеральски распек…
— За что?
— Да так, у нас завязался философский спор о жизни… Мы ведь с ним всегда спорим…
Разговор перешел на приключения с Владимиром Сергеевичем и Дмитревским.
Оба, по просьбе гостей, рассказали подробно происшедшие с ними случаи.
— Он счастливее меня отделался… — окончил свой рассказ Иван Сергеевич. — Ему воздали почести и оставили в покое, а меня запрягли… Буду я уж в этих уделах не у дел…
— Ишь скромничаешь… Министром будет… — заговорили кругом.
Ираида Ивановна и Зинаида Владимировна стали глядеть на него более почтительно.
Одна Полина смотрела на «дядю Ваню» своим обыкновенным светлым, любящим взглядом.
