Как ни раскидывал он умом, выходило, что и приступить с такой просьбой к государю было крайне опасно.
А между тем он обнадежил Ирену.
Как было выйти из этого затруднения?
Он вспомнил о воскресных приемах.
Просить государя обратить внимание в воскресенье на красивую женщин, представлялось делом сравнительно легким.
«Сегодня пятница, — подумал Кутайсов, — она может приехать послезавтра».
Иван Павлович уже подъезжал к Зимнему дворцу, когда под наитием осенившей его мысли, приказал кучеру ехать на Гороховую.
Ирена Станиславовна была дома и очень удивилась, когда ей доложили о приезде графа Ивана Павловича Кутайсова.
— Он где?
— Их сиятельство в гостиной, — сказала, передавшая доклад лакея, горничная.
Родзевич поправила только у зеркала свою прическу и вышла.
— Граф, какими судьбами… Чему я обязана такой чести?
— Я давно собирался посмотреть на гнездышко такой жар-птицы, как вы, — шутя сказал Иван Павлович, — и именно сегодня загнала меня сюда моя же опрометчивость.
— Опрометчивость, — повторила Ирена Станиславовна. — Что же мы стоим… Садитесь, граф.
Они уселись в кресла.
— Я совсем потерял голову, когда вы сделали мне удовольствие и обратились ко мне с просьбою… Да и не мудрено было потерять ее в обществе таких двух красавиц.
— В чем дело? — нетерпеливо перебила Родзевич, догадавшись, о чем будет разговор и бледнея от внутреннего волнения.
— В том, красавица моя, что то, о чем вы меня просили, а именно, об особой аудиенции у государя, хотя и возможно, но для того, чтобы выхлопотать ее, необходимо более или менее продолжительное время… Я даже теперь в состоянии определить вам сколько именно…
— Это равносильно отказу… — уронила Ирена.
— А вам необходимо это очень скоро?
— Завтра, послезавтра, чем скорее, тем лучше…
— Но в чем же заключается то дело, о котором вы хотите говорить с государем? Я снова прошу вас сказать мне… Может быть, смотря о его важности, я и найду возможность тотчас же доложить о вас и о вашем желании, хотя опять же не ручаюсь за успех. В какой час скажется, как выслушается.
— Это я могу сказать только лично государю…
— Не настаиваю… не настаиваю… Но в таком случае, вот что придумал я…
Кутайсов остановился.
— Что же вы придумали? — злобно-насмешливо спросила рассерженная неудачей Ирена Станиславовна.
Иван Павлович не заметил или не хотел заметить этого тона…
— Вы можете говорить и видеться с государем послезавтра.
— Послезавтра? Где и как?..
— Послезавтра, в воскресенье… В приемной дворца, по окончании обедни.
— Но там будут и другие?
— Да.
— Это неудобно…
— Ничуть, вам не придется говорить при других, государь пригласит вас в следующую комнату или даже в кабинет.
Иван Павлович подробно рассказал ей правила воскресных приемов, не скрыв, что многие посетители так и не могут добиться, чтобы государь обратил на них свое внимание.
— А если так случится и со мною?.. Мне не только три воскресенья, но даже до следующего ожидать невозможно.
— С вами этого не случится… Я сумею приготовить государя к вашему появлению и вы будете иметь, повторяю, возможность говорить с ним послезавтра.
— Тогда мне все равно, я вам очень благодарна, — уже более спокойным тоном сказала Ирена.
— Теперь вопрос о вашем костюме.
— О костюме? Разве это так важно?
— Важнее, чем вы думаете… Чрезвычайно трудно, вообще, приноровить дамский наряд к прихотливому вкусу государя…
— Я одену русское платье… При дворе оно принято…
— Было, было, красавица, а теперь избави вас Бог надеть этот наряд, заимствованный императрицею Екатериною, во время посещения ею города Калуги, от тамошних купчих… Государь терпеть не может его.
— Тогда я оденусь пышно, по моде…
— Не знаю, что сказать вам на это… Иногда государь бывает недоволен этой выставкой перед ним суетной роскоши и высказывал не раз, что он гораздо более любит скромные, женские наряды, нежели пышные…
— Значит, я и оденусь просто…
— Решительно и этого посоветовать не могу… Он бывал часто недоволен и простотой наряда, не соответственно средствам дамы и считал это неуважением, оказанным его особе.
— Однако, вы правы, что это очень трудный вопрос…
— Очень трудный, красавица моя, очень трудный… Самый цвет платья требует счастливой угадки; иной день его величеству не нравятся яркие цвета, а другой темные, а между тем, произвести на него при первом появлении, чем бы то ни было, неприятное впечатление означает испытать полный неуспех в обращенной к нему просьбе…
— Благодарю вас, граф, за указания… Я сама постараюсь придумать себе туалет и надеюсь, что женским чутьем угадаю ту гармонию цветов и то соединение роскоши и простоты, не переходящих границ, которые не должны будут произвести на его величество дурное впечатление.
— Так, так, красавица… Это, пожалуй, верно… В этом случае относительно туалета, действительно, женский ум лучше всяких дум.
Условившись с Иреной, что она будет в Зимнем дворце в воскресенье, к известному часу, Иван Павлович простился, с чувством поцеловав ее руку.
Остальной вечер и следующий день Ирена Станиславовна провела в обдумывании предстоящего свидания с государем вообще, и в частности подробностей своего туалета.
Отправляясь во дворец, она постаралась прибрать такой наряд, чтобы он не бросался в глаза императору особенною пышностью, но чтобы в то же время не обратить его внимания излишнею простотою.
Это ей, действительно, как нельзя более удалось. Ранее обыкновенного поднялась она в тот день с постели и уже к исходу восьмого часа была в приемной Зимнего дворца.
Ей пришлось ждать недолго. Дверь из церкви отворилась и в зале появился государь.
Он был в своем обычном костюме.
Большие ботфоры и белые лосины на ногах, узкий мундирный двубортный фрак, застегнутый на все пуговицы, с широкими рукавами.
Павел Петрович, как мы знаем, не был красив. Он был очень мал ростом и ходил, топыря грудь и вышвыривая ноги.
Лицо его было чистое, белое, с розоватым оттенком, нос маленький и вздернутый, а под ним несоразмерно большой рот, глаза светло-голубые, всегда соловые, кроме минут гнева, выражение лица доброе и беспокойное…
Государь, окинув быстрым взглядом собравшихся в приемной, быстрыми шагами подошел к стоявшей несколько в стороне Ирене.
