Но даже если так, боль от его слов не становится меньше.
Когда мы выезжаем на дорогу, ведущую к Энтропии, Мато выпрямляется и смотрит в окно. Вдоль нее стоят рекламные щиты, предлагающие купить продукты питания. Дозы иммунитета, боеприпасы и пакеты для заморозки. Город и гору, на которой он построен, облизывает туман. Облака водяного пара слегка касаются металлических спиралевидных шпилей на высотных зданиях, покосившихся деревянных домов и стаю голубей, напоминающую огромную тучу, кружащую у вершины. Широкая и смертоносная полоса остротрава винного цвета, опоясывающая горы, поблескивает на солнце.
– Откуда здесь столько людей? – спрашивает Анна и наклоняется к лобовому стеклу для лучшего обзора, когда мы приближаемся к рынку.
Вокруг блокпоста полукругом стоят десятки столов, заваленных товарами, а над ними растянуты красно-белые навесы. Рядом расположились кафе с зоной отдыха и несколько торговцев, которые продают припасы с кузовов своих грузовиков. Тут, наверное, собралось несколько сотен людей. Я не видела такого количества с тех пор, как мы оказались в «Хоумстейке».
– Не все живут в городе, – объясняет Мато. – Многие обустроились здесь, в пустыне. Они используют рынок для обмена модулями и кодами. Большая часть этого уголка Невады наводнена генхакерами.
– Вот и пусть торчат здесь, – морщась, говорит Анна. – Не знаю, почему вы, люди, хотите превратиться во фриков.
Я не сдерживаюсь и закатываю глаза:
– Ты действительно только что назвала людей фриками, Анна? Сколько у тебя хромосом?
– Сорок шесть, – обернувшись, отвечает она. – Я единственная из нас, у кого верное количество. Ты действительно ничего не помнишь?
– Нет, – бормочу я. – Не все. Так что особенного в твоей ДНК? Какой дар у тебя?
Она мгновение смотрит на меня, а затем поворачивается к Коулу и обменивается с ним взглядами.
– Не знаю. Лаклан никогда мне не рассказывал.
Она говорит непринужденно, но что-то подсказывает мне, что это ложь. Я пытаюсь вспомнить данные из ее папки, которую хранил Лаклан. Там не было ничего существенного, только пара заметок о проблемах с кожей, которая была покрыта крошечными бугорками, а еще упоминалось о чрезмерном росте и размере некоторых органов.
Но существует множество мутаций, которые могут привести к подобным изменениям.
– Ты уверен, что хочешь лезть в эту толпу, Мато? – спрашивает Леобен, когда мы подъезжаем к рынку и, замедлившись, сворачиваем на парковку.
Люди, встречающиеся нам на пути, смотрят на джип, но абсолютно без любопытства. Это необычный автомобиль, но на нем нет ни одного значка «Картакса». Коул паркуется на пустое место, с которого прекрасно видно рынок.
– Я вижу девушку, которая нам нужна, – говорит Мато. – Пойду поговорю с ней. Катарина, будет проще, если ты отправишься со мной. Лаклан вроде знаменитости в Энтропии, и ты тоже после трансляции с расшифровкой вакцины. Думаю, не повредит, если ты подтвердишь, что это важно.
– Конечно, – бурчу я.
Заглянув в мешок с одеждой, которую собрал Леобен, я вытаскиваю синюю хлопковую футболку и натягиваю ее поверх майки «Картакса».
– Я пойду осмотрюсь, – говорит Анна. – Нам не помешают глаза с другой стороны рынка, а по первому взгляду на Коула и Ли сразу понятно, что они болванчики «Картакса».
– Ну спасибо, – язвит Леобен.
Мато косится на Анну:
– Честно говоря, ты будешь выделяться здесь больше остальных. В Энтропии тебя бы звали «эталоном» – кем-то, кто цепляется за традиционные взгляды на внешность человека. У Коула и Леобена хотя бы есть лей-линии. А ты выглядишь так, словно только что выбралась из бункера.
– Ух! – восклицает Леобен.
Глаза Анны вспыхивают:
– Послушай, фрик, я не посмотрю на твое звание, если будешь так со мной разговаривать.
Мато лишь качает головой:
– Пустые угрозы не к лицу тайному агенту, Анна.
Она хватается за ремень безопасности, чтобы отстегнуть его и броситься на Мато, но Коул останавливает ее руку.
– Эй, – тихо, но уверенно говорит он. – Успокойся. Ли, почему бы тебе не пойти и не последить за другой частью рынка? Давайте сосредоточимся на том, чтобы вытащить из нас эти штуки.
– Без проблем, – говорит Леобен и распахивает заднюю дверь джипа. – Но только попробуй меня не позвать, если они действительно начнут драться.
Он вылезает и шагает сквозь толпу. Я выскальзываю из джипа вместе с Мато и закрываю за нами двери. Пока мы идем по рынку, на его губах играет улыбка.
– Зачем ты ее бесишь? – шиплю я. – Она надерет тебе задницу.
Он качает головой:
– Анна может попытаться сделать это в любое время. Они думают, что лучше нас из-за своих накачанных тел, боевой подготовки и опыта. Но понятия не имеют, как устроен мир. Они никогда ничего не смогут контролировать.
Я останавливаюсь и, дернув его за рукав куртки, поворачиваю к себе лицом. Не могу подавить внезапно возникшее желание встать на их защиту.
– Это моя семья. И не надо говорить о них такие вещи. Я забочусь о них.
Мато удивленно смотрит на мою руку.
– Неужели? – спрашивает он, но в его голосе не слышно и капли резкости. Скорее в нем звучит любопытство. – Тогда почему Цзюнь Бэй оказалась в Энтропии три года назад, когда их держали взаперти в лаборатории?
Я убираю руку с его рукава.
– Лаклан привез ее сюда. Скорее всего, она была его пленницей.
Мато подходит ближе:
– Не прикидывайся дурочкой, Катарина. Ты же не такая. Мы оба знаем, что Лаклан не давал Цзюнь Бэй манжету, подобную той, что у тебя на руке. Вряд ли бы он подарил ее тому, кого держал в плену. Так как тогда она ее получила?
Я опускаю глаза на поблескивающее черное стекло на моей руке.
– Я… я не знаю. Я еще не разобралась с этим.
Мато заинтересованно смотрит на меня:
– Что ж, надеюсь, ты это узнаешь, когда мы попадем в город.
Он вновь начинает пробираться сквозь толпу, а я следую за ним. Несколько человек замечают нас и перестают разговаривать, их глаза устремлены на меня, а значит, они меня узнали. Я сдергиваю резинку с косы и расплетаю волосы, стараясь скрыть лицо.
Чем дальше мы идем, тем многолюднее становится толпа. Длинные столы выстроились под брезентовыми навесами и ломятся от товаров, отремонтированных модулей и имплантов. Некоторые люди выглядят так, словно приехали издалека – встречаются даже семьи с детьми на трейлерах, – но есть и генхакеры невообразимого вида, которые, скорее всего, пришли из города. В воздухе витает запах паленого пластика, тянущийся от нестройного ряда принтеров, работающих на солнечных батареях. К ним выстроилась толпа людей, которые бросают в желоба ненужный пластик и забирают свеженапечатанные инструменты и детали.
