Минут десять мы молча едем по пустыне, и лишь кое-где встречаются скалы и скрюченные кустарники. В голове все время крутятся мысли, что я слишком остро отреагировала и неверно истолковала слова Коула. Что есть какое-то вполне безобидное объяснение услышанному мной. Но я его не нахожу. Его имя постоянно всплывает в коммуникаторе. Он без остановки звонит мне и присылает сообщения с просьбой вернуться, но ни разу не упоминает Анну или их разговор у ручья.
Он знает, что я их подслушала. И знает, почему я ушла.
Но не может придумать оправдания, которое бы вынудило меня хотя бы ответить. Мато сворачивает на грунтовую дорогу. Вдали виднеются знакомые холмы, а все вокруг на многие километры заросло кустарником. И от этого вида что-то отзывается внутри, слабо, но настойчиво вытягивает на поверхность воспоминания.
Мато косится на меня:
– Ты не обязана мне что-то рассказывать, если не готова, но я буду рядом, если тебе захочется высказаться.
Я закрываю глаза, и с губ срывается судорожный вздох.
– Я вспомнила… вспомнила, что вы с Цзюнь Бэй были вместе.
Его руки сжимают руль, но взгляд не отрывается от дороги.
– Значит, мне не показалось, что ты посмотрела на меня по-другому. Ты много вспомнила?
– Не очень, – признаюсь я. – Отдельные отрывки. Почему ты мне ничего не сказал?
Он расслабляет руки и распрямляет пальцы.
– Лаклан же навязал тебе фальшивые воспоминания? И у меня тоже есть такие воспоминания о детстве. Это насилие. Твой собственный мозг сам создает их, когда ты теряешь часть своего прошлого. Вам рассказывают отдельные куски того, что звучит правдоподобно, а разум добавляет детали. Когда-то Цзюнь Бэй заставила меня пообещать, что я никогда не стану так поступать с ней. Поэтому я надеялся, что ты сама все вспомнишь. Я не жду, что к тебе вернутся все воспоминания, ты поймешь и почувствуешь то же, что и она, но всегда верил, что мы снова найдем друг друга.
Что-то в его интонациях заставляет меня нервничать. Я еще не разобралась, как отношусь к Мато… это не влечение, но между нами определенно что-то происходит. Их с Цзюнь Бэй точно связывало что-то большее, чем поцелуй… и что-то более серьезное. Я знаю, что они кодировали вместе, и это сильно объединяет. Нет ничего лучше чувства, когда два разума сливаются в единой гармонии… когда два человека решают проблемы вместе, словно единое целое, и по-настоящему открываются друг другу. Именно поэтому я не могла забыть Дакса целых два года после того, как его забрали солдаты «Картакса», и именно поэтому Мато не может забыть Цзюнь Бэй.
Но я не она и не помню всего этого.
– Куда мы едем? – спрашиваю я.
– Сейчас увидишь, мы почти приехали, – говорит он.
Джип катится по грунтовой дороге. На горизонте возвышаются горы, и от этого вида что-то всплывает в памяти. Океан, запертый в моем сознании, вновь накрывает шторм, а стена дрожит от удара волн, когда мы съезжаем с холма, а вдалеке появляется стальная крыша.
Внутри тут же что-то вспыхивает, словно пламя на запале. Мато смотрит на крышу, а на его лице застыла легкая улыбка. Камешки хрустят под колесами, пока мы катимся по грунтовой дороге. Но когда становятся видны очертания дома, у меня перехватывает дыхание.
Мне знакомо это место. Эта долина, эти горы, эта пустыня. Знакома каменистая дорога и изгиб стальной крыши. Солнечный свет отражается в окнах, словно в зеркалах, отчего кажется, что дом объят пламенем, и от этого в голове начинают мерцать воспоминания.
Здесь меня изменил Лаклан. Мы искали его лабораторию в Энтропии, искали окно с видом на эти горы, а оно все это время было здесь.
Мы искали не в том месте.
Неожиданно мне в голову приходит пугающая мысль, и я поворачиваюсь к Мато:
– Лаклан здесь?
– Нет, – говорит он, подъезжая к дому. – Не переживай. Здесь никого нет.
Сердце колотится в груди, когда мы останавливаемся. Это не дом, а скорее особняк. Лепнина, сталь и стекло образуют геодезический купол, под которым виднеется даже заросшая оранжерея. Вокруг крыльца все заросло травой с фиолетовыми прожилками, а вдоль дороги высажены ряды разноцветных кактусов. Это место прекрасно. Необузданное и эксцентричное. Кажется, будто этот дом, свернувшийся в кольцо посреди пустыни, словно ящерица на камне, построил Эшер
[13]. И внезапно меня охватывает желание выпрыгнуть из машины и броситься к входной двери.
Никак не ожидала, что почувствую что-то подобное при виде него.
Когда я смотрю на окна дома, нет никакой волны ужаса или воспоминаний о пытках и ощущения запертости. Здесь Лаклан изменил мое лицо, но почему-то все, что я помню, – это счастье. Ясные дни и долгие ночи, проведенные за работой и кодированием. Я поворачиваюсь к Мато и встречаюсь с ним взглядом. В моих воспоминаниях есть и он, сидящий за столом и вращающий в воздухе модели белков.
– Вы… вы работали здесь вместе, – шепчу я. – Да?
Он паркует машину, а затем кивает:
– Да. Это был наш дом.
Наш дом. Слова крутятся в голове, вздымая волны в океане, который сдерживает стена внутри меня. Эти два маленьких слова вызвали настоящую бурю.
Здесь не тюрьма. А дом.
– Мы встречались в ВР, еще когда Цзюнь Бэй была в лаборатории, – говорит он. – Мы были просто детьми. Но она рассказала мне о «Проекте Заратустра», лишь когда мы встретились здесь. Она много лет знала, как сбежать из лаборатории, но оставалась там из-за остальных. И я понимал ее. У меня есть брат, и мы на многое готовы пойти ради друг друга.
Я смотрю на дом, а сердце все сильнее колотится в груди.
– Нас связала наша работа, – продолжает он. – И нам так хорошо было вместе. Она была такой необузданной и гениальной, и я вижу, как эта гениальность просыпается в тебе. Я знал, что ты вспомнишь все, если попадешь сюда.
Он распахивает дверь и выбирается на улицу. Я медленно вылезаю из джипа, и под ботинками раздается хруст камней. Когда я смотрю на дом, кажется, что кто-то вытягивает за ниточку мое прошлое. А само здание трещит по швам, переполненное воспоминаниями, которые только ждут, когда их выпустят на волю. Меня окутывает аромат жасмина, растущего на шпалере у крыльца, и шелест пальмовых листьев из сада.
Это дом, где перестала существовать Цзюнь Бэй и родилась я.
– Нужно, чтобы ты вспомнила свое прошлое, – говорит Мато. – Пришло время разрушить стены, Катарина. Тебе нужно вновь стать той, какой ты была. Это единственный способ спасти нас.
– О чем ты?
– Я разговаривал с Бринком, – объясняет он. – В «Картаксе» решили запустить протокол «Всемирного потопа». Спецназ зачистит самые крупные лагеря выживших и загонит в бункеры как можно больше людей. Они попытаются уничтожить голубей. Стаи распространились еще не так сильно, как им казалось. В «Картаксе» решили поднять все воздушные войска, чтобы выследить их. Возможно, потребуются годы, чтобы уничтожить их всех, но Бринк решил, что пришло время отчистить поверхность от всех возможных носителей вируса. Они хотят сохранить последнюю версию вакцины.
