Выбрав пологое место, механик-водитель развернулся и снова пошёл вверх. «Тридцатьчетвёрка» двигалась по дороге, сопровождая товарища.
— Кого будем уничтожать первым? — подал голос наводчик.
— «Тридцатьчетвёрку». Она уже подставила борт.
Но обстановка снова изменилась. Сержант Василий Дарькин разглядел плоскую рубку и ствол пушки.
— Фрицы! — замолотил он кулаком по бортовой броне. — Немецкий танк впереди!
Саня Кузовлев тоже увидел самоходку. До неё было метров двести. Снаряд башенной «сорокапятки», пожалуй, пробьёт её броню, однако немецкая машина находилась в ложбине — практически в мёртвой зоне.
— Сучка, глубоко зарылась, — бормотал Саня.
Но я тебя всё равно достану…
Маховик вертикальной наводки ствола был опущен до нижнего упора, но в прицеле маячили снег и плоская бронированная крыша. У Кузовлева оставалось в запасе с полминуты. Немецкий офицер, оттолкнув наводчика, тоже ловил в прицел лёгкий русский танк, который сейчас представлял наибольшую опасность.
— Бей, Саня! — кричал механик-водитель. — Он нас разнесёт!
Но у Кузовлева не оставалось времени объяснять товарищу, что не хватает угла наводки. И всё равно надо рискнуть.
Бронебойный снаряд весом полтора килограмма, летевший со скоростью 750 метров в секунду, ударил в верхний выступ брони над орудийной подушкой «штуги». Брызнул сноп искр, снаряд с воем отрикошетил вверх.
Все трое десантников спрыгнули в снег, а младший лейтенант лихорадочно загонял в ствол очередной снаряд.
— Ловите, сволочи! — срывал голос Саня, понимая, что выстрелить второй раз вряд ли успеет, а жизнь отсчитывает последние секунды — наводчик «штуги» стакого расстояния не промахнётся.
Механик-водитель выкрикивал что-то невнятное, выжимая до упора педаль газа. Подкалиберный снаряд, раскалённое вольфрамовое жало, пробил лобовую броню башни и тело маленького отважного лейтенанта Сани Кузовлева.
До последнего продолжая свой безнадёжный бой, он не почувствовал ни боли, ни страха, всё оборвалось мгновенно. Это была единственная награда за короткую и простую жизнь сельского парня, шагнувшего из детства прямиком на войну.
Саня не услышал обречённого крика своего друга, механика-водителя, заживо горевшего вместе с машиной. Вслепую выстрелила раскалившаяся от огня башенная «сорокапятка», выпустив снаряд, как салют гибнувшему экипажу. Он прошёл над самоходкой, заставив немецкого лейтенанта выстрелить ещё один раз в упрямый русский танк.
Внутри машины детонировали фугасные снаряды, вышибая люки. Вспыхнул бензобак, выстилая над склоном маслянистый шлейф дыма. Один из десантников, не выдержав, побежал — его опрокинула пулемётная очередь. Двое других медленно отползали по снегу.
Развернув «тридцатьчетвёрку», снизу вёл огонь лейтенант Пётр Бельченко. Его трёхдюймовая пушка пробивала на полкилометра броню толщиной 70 миллиметров, и немецкий лейтенант, командир «штуги», отчётливо понимал опасность, которая грозила экипажу.
Очередная болванка снесла мёрзлый гребень бруствера и ударила по броне, встряхнув машину массой 24 тонны. Заряжающего отбросило на контуженного наводчика, который лежал запрокинув голову — из носа и ушей сочилась кровь.
Мощности короткоствольной пушки не хватало, чтобы на равных вести поединок с русской «тридцатьчетвёркой». У немецкого лейтенанта оставались в запасе два кумулятивных снаряда. Они наверняка пробьют броню Т-34 и подожгут танк.
Но сделать это было не просто. Русские снаряды и дым от горящего танка не давали как следует прицелиться. Капонир защищал «штугу», но тоже ограничивал видимость. Между тем, очередной снаряд снизу, осколочно-фугасный, разнёс бруствер и обрушил на самоходку груду мёрзлой земли и снега.
— Вилли, — приказал лейтенант ефрейтору из экипажа. — Возьми лопату и расчисти сектор стрельбы. Быстрее!
Ефрейтор вылез наружу, с тоской взглянув на бескрайнюю русскую степь. Здесь когда-то бесследно исчезла огромная армия Наполеона, а их бронированная машина — всего лишь песчинка среди заснеженной равнины. Снаряд пронеся рядом, опрокинув волной сжатого как резина воздуха двадцатилетнего ефрейтора Вилли.
Снаряд был бронебойный. Он прошёл впритирку к правому борту. С лязгом смял и отбросил прочь запасное колесо, оставив на броне глубокую борозду.
— Вилли, быстрее! — кричал оглушённый новым ударом лейтенант.
— Сейчас… я быстро.
Вставать не хотелось. Сейчас он окажется между молотом и наковальней. Первый же осколочный снаряд искромсает его тело. Всегда исполнительный ефрейтор отчётливо предчувствовал смерть. Он лихорадочно работал лопатой, оглядываясь на русский танк у подножия холма. Снаряд из его пушки прилетит раньше, чем ты услышишь выстрел.
Однако смерть пришла с другой стороны. Сержант Василий Ларькин, оставивший в селе под Ульяновском жену и пятерых детей, целился в ефрейтора из снежного окопа, выставив дырчатый кожух автомата.
— Нет! — ахнул ефрейтор.
Очередь пробила грудь под горлом и плечо. Тело ефрейтора отбросило на броню, затем он медленно сполз на взрыхлённый снег, зажимая ладонями раны.
— Вилли ранен, — крикнул механик-водитель.
— Вижу, — коротко отозвался лейтенант.
Он видел и то, что бруствер уже не защищает машину, и она находится под прицелом «тридцатьчетвёрки». Было не до ефрейтора.
— Задний ход! В этой норе невозможно прицелиться.
Лейтенант рисковал, выводя машину на открытое место. Но там он мог как следует навести пушку на цель и поджечь русский танк двумя оставшимися кумулятивными снарядами.
Самоходка простояла в капонире почти сутки. Приходилось постоянно прогревать двигатель. Теперь она выбиралась по растаявшему снегу, превратившемуся в лёд. Машина шла рывками, слишком медленно, и русские это хорошо видели.
— Стреляйте, господин лейтенант! — двигая рычаги, кричал механик. — Они целятся в нас!
Торопливый выстрел, когда машина дёргается, не давая прицелиться, ничего не дал. Возможно, близкая вспышка на секунды отвлекла русских, но когда «штуга» выбралась на ровное место, сильный удар встряхнул самоходку.
Светящаяся от жара болванка проломила броню и разорвала тело заряжающего. Отрикошетив от задней стенки, она бешено закрутилась, разбрасывая искры и дырявя осколками снарядные гильзы.
Лейтенант успел выскочить из люка. Контуженному и обожжённому наводчику он бы помочь не смог. Когда выбирался из пламени, по ногам хлестнули мелкие осколки и крошки окалины. Он скатился по броне и пополз в сторону от горевшей машины, не в силах подняться.
Лейтенант был добросовестным и смелый офицером, имел несколько наград. Он никогда не жалел врага, выполняя свой долг. В степи возле Дона он расстрелял из пулемёта целый взвод убегавших «Иванов». Раненых приказывал давить, чтобы не тратить лишние патроны.
