Обер-лейтенант, отброшенный ударом от панорамы своей командирской башенки, торопил наводчика. Тот был контужен, но снова наводил орудие. Шестаков, как и весь его экипаж, понял, что на этот раз немец не промахнётся.
— Уходим!
Куда уходить, сержанту Пименову объяснять было не надо. Сжигая сцепление, он рванул машину на полном газу, уходя от смертельного снаряда. Над башней «тридцатьчетвёрки» пронёсся кумулятивный заряд, способный мгновенно воспламенить машину.
— Дорожка!
«Тридцатьчетвёрка», пролетев десяток метров, встала как вкопанная. Комбат целился быстро. Но в эти секунды экипаж отчётливо услышал звуки, доносившиеся снаружи: лязганье гусениц, звонкие выстрелы пушек, крики обгоревшего танкиста, порывы степного ветра и скрип снега под чьими-то валенками. Возможно, последние звуки в этой жизни.
Оба танка выстрелили почти одновременно. Шестикилограммовая болванка врезалась в основание башни немецкого «панцера», бронебойный снаряд Т-4 (кумулятивных уже не оставалось) ударил в орудийную подушку «тридцатьчетвёрки». Оба снаряда не пробили броню. Но у «панцера» заклинило башню, а удар немецкой болванки смертельно ранил наводчика и контузил заряжающего в экипаже комбата.
Андрей Шестаков выдернул из боеукладки снаряд и, загнав его в казённик, нажал на педаль спуска. Пройдя сквозь снежный гребень, болванка ударила в верхнюю часть брони и прошила её насквозь. Из открывшегося люка выскочили двое немецких танкистов, затем появился обер-лейтенант с маузером в руке.
Он проиграл этот бой, его танк горел, но и русской «тридцатьчетвёрке» досталось крепко. Двигатель не работал, из-под жалюзи шёл дым. Обер-лейтенант в распахнутой куртке бежал навстречу врагу, стреляя из маузера. Офицера догнал механик-водитель и повалил в снег.
— Надо уходить. Эти русские звери не знают пощады, они раздавят нас живьём.
Механик-водитель забыл, как во время летнего наступления, когда русских гнали к Волге, он не раз по приказу обер-лейтенанта давил гусеницами красноармейцев, убегавших от немецких танков.
Тогда он управлял «панцером» Т-4 старой конструкции с короткоствольной пушкой. Но у русских не хватало артиллерии, а неуклюжие противотанковые ружья наводчик сметал снарядами вместе с расчётами.
Русские бросали связки гранат, они не долетали до цели, а тяжёлая машина рушила окопы, хороня большевиков живьём, и догоняла тех, кто пытался спастись бегством.
— Догони вон тех! — в азарте кричал обер-лейтенант. — Или мне прикончить их из маузера?
— Не тратьте патроны, сейчас я их прикончу.
Русских было трое, все молодые. Лейтенант хромал, а красноармейцы, испуганно оглядывались на мчавшуюся прямо на них машину. Один поднял руки, а лейтенант в отчаянии стрелял из нагана. Все трое исчезли под гусеницами, а механик догонял долговязого солдата, единственным оружием которого была винтовка.
В хуторах над Доном танкисты ловили гусей, стреляли поросят и тащили в кусты приглянувшихся русских девушек, не обращая внимания на возраст. Славное было времечко, до победы оставалось всего ничего. Но под Сталинградом их танк подожгли бутылкой с «коктейлем Молотова».
Один из танкистов, крича от боли, сгорал в липком пламени. Ещё двоих закололи штыками оборванные русские солдаты в ботинках и дурацких обмотках. Тогда сгорели ещё несколько танков и половина их экипажей.
Предусмотрительный механик всегда имел при себе автомат. В том бою он сумел отбиться, спасти обер-лейтенанта и убежать от разъярённых азиатов с их гранёными штыками, пробивающими животы насквозь. Унтер-офицер получил даже медаль за спасение командира в победном сражении.
Однако победы на получилось. Армия завязла в разрушенном Сталинграде, а зимой начали наступать русские. Сейчас механик снова спасал своего командира и надеялся выйти живым.
Застывший русский танк вдруг довернул башню и открыл огонь из пулемёта. Перехлестнуло очередью заряжающего, туповатого парня из Померании, пытавшегося зарыться с снег. Наружу торчала его задница, и пули вошли точно в яблочко. Затем очередь достала обер-лейтенанта, и механик пожалел, что связался с ним.
Он замер, понимая, что только так сможет спастись. Однако русский пулемёт не умолкал. По ноге ударило с такой силой, что механик на какое-то время потерял сознание.
Когда очнулся, бой уже закончился. Нога одеревенела, боль отдавалась толчками во всем теле. У русского танка стояли несколько офицеров и курили. Надо позвать на помощь, иначе он замёрзнет насмерть.
— Хильфе, камераден, — с усилием прохрипел механик.
Его услышали. Русский танкист в промасленном бушлате не спеша шагал по снегу. Когда он приблизился, механик поднял обе руки.
— Поздно, — пробормотал танкист и выстрелил в него, а затем в обер-лейтенанта.
Не спеша собрал оружие, документы, отстегнул часы и осмотрел догоравший танк.
— Крепкий, зверюга! Но мы и не таких били.
Этот бой стал одним из эпизодов Сталинградской битвы. Неизвестно, какую задачу выполняла немецкая бронетанковая рота. Но общая цель таких подразделений комбату Шестакову была понятна. Немцы предпринимали всё возможное, чтобы ослабить кольцо окружения вокруг группировки Паулюса.
В начале января сорок третьего года командование Вермахта пыталось всячески доказать, что битва за Сталинград не проиграна и успешно продолжается даже в условиях окружения. Не исключались новые удары с целью деблокировать группировку.
Возможно, целью немецкой бронетанковой роты было уничтожение советских зенитных батарей, мешающих снабжению 6-й армии. Не исключалось, что рота искала штурмовой танковый батальон капитана Шестакова, причинивший столько хлопот, и с помощью авиации намеревалась его уничтожить.
В пользу этой версии говорила полевая радиостанция, новые танки и штурмовые орудия, способные вести эффективную борьбу с русскими «тридцатьчетвёрками». Никого из офицеров бронетанковой роты в плен взять не удалось, а несколько солдат ничего толком сообщить не смогли.
Рота была наполовину уничтожена, но и батальон Шестакова понёс немалые потери. Сгорели три танка Т-34 и лёгкий Т-70. Погибли трое офицеров, в том числе начальник разведки лейтенант Пётр Бельченко. В братской могиле похоронили около двадцати танкистов и десантников.
Останки тех, кто сгорел в танках, завернули в шинели или брезент. Туго перетянутые ремнями свёртки укладывали рядом с остальными телами. Плакала зенитчица Настя Вересова и спрашивала:
— А где Петя Бельченко? Его нашли?
— Здесь он, — угрюмо отозвался старшина Тимофей Черняк. — Вон, в брезент завёрнутый лежит. Да уведите вы её, людей побыстрее похоронить надо, пока самолёты не налетели.
Треснули прощальные залпы. Бойцы расходились, чтобы помянуть погибших, немного отдохнуть и приступить к ремонту повреждённых машин.
Настю увела Кира Замятина, налила водки и, закуривая папиросу, терпеливо успокаивала:
