И снова сдерживала стоны, ощущая сладкую теплоту внутри себя.
И так было три ночи. Фёдор ходил, как шальной, с тёмными кругами под глазами, механически выполняя положенные обязанности командира танка.
Батальон подняли по тревоге перед рассветом. Фёдор торопливо одевался, ещё не понимая, почему его отрывают от близкой женщины. Времени проститься у них оставалось немного.
— Я вернусь, — обещал он, а в морозной темноте уже запускали прогретые заранее двигатели танков.
Батальон готовился к маршу.
Глава 10
Вывезти раненых!
Судя по выданному накануне пятидневному сухому пайку марш предстоял продолжительный. Каждая машина была проверена зампотехом и командирами рот. Заполнены горючим запасные баки, а штатный боекомплект, семьдесят семь снарядов, был увеличен в полтора раза.
Если снаряды на задание брали чаще всего с запасом, то приказ загрузить в танки двойной комплект патронов к пулемётам (восемь тысяч штук) вызвал удивление у экипажей. Причем почти весь запас находился в заряженных дисках.
— Уток, что ли, стрелять едем? — распихивали тяжёлые мешки с дисками танкисты. — Спирта бы лучше двойной запас выдали.
Но спирт хранился в бронетранспортёре у старшины Тимофея Черняка и в машинах командиров рот. Предполагали, что готовится прорыв немецкой обороны, но почему тогда танковый батальон идёт в одиночку с десантной ротой на броне?
Правда, появилась зенитная охрана. Батальонную колонну сопровождали два американских грузовика «Порше» сустановленными в металлических кузовах спаренными крупнокалиберными пулемётами ДШК Это, конечно, не пушки, но ДШК калибра 12,7 миллиметров проявили себя неплохо и, обладая хорошим темпом стрельбы, были способны дать отпор даже бронированным «Юнкерсам-87».
Батальон двигался, соблюдая возможные меры предосторожности. Впереди шли две машины разведки: «тридцатьчетвёрка» илёгкий танк Т-70 лейтенанта Фёдора Тихонова.
Стояло морозное, очень холодное утро. Таким обычно бывал конец января в здешних местах. Плотный туман из мелких кристалликов льда оседал на одежде десантников и командиров машин, которые следили за дорогой. Немецких самолётов можно было пока не опасаться. Но опытные бойцы знали, что солнце вскоре рассеет туман, и день будет ясный.
Торопились как можно быстрее пройти запланированный участок. Часов в одиннадцать вышли к пойме замёрзшей степной речки и остановились на привал. Редкие деревья и кустарник представляли из себя слабое укрытие, но ничего лучшего не найдёшь — степь есть степь.
Толком не выспавшиеся танкисты, особенно механики-водители, сразу заснули. Роте десантников приходилось тяжко. Мороз проникал сквозь полушубки, ватные брюки, валенки. Комбат разрешил развести мелкие костры из сушняка, которые сильно не дымили.
В котелках кипятили воду для чая, на углях подогревали консервы и мёрзлый хлеб. Пока это был наш тыл, опасность подстерегала только с воздуха. Шестаков запретил всякое хождение, а вскоре приказал погасить костры.
— Задубели мы тут, — жаловался фельдшер Яценко. — Спиртику бы граммов по пятьдесят.
— Ты, Игнатьич, все сто уже хватил, — внимательно оглядел его капитан Калугин и подозвал медсестру Киру Замятину. — Кира, спирт пусть под твоим надзором хранится. Яценко свою дозу принял, ему ни грамма.
— В Сталинграде бои всё идут, а мы куда-то в другую сторону двигаемся, — меняя тему, рассуждал фельдшер. — Под Ростов, что ли, перебрасывают?
— Тебе не всё равно? — обрезала его сержант Замятина. — В атаку ты не ходишь, куда надо, туда и повезут. Наган хоть перед дорогой почистил? Вдруг стрелять придётся?
— Стрельну, если надо.
Общаясь с комбатом, Кира имела информации побольше, но лишнего никогда не болтала.
У Фёдора Тихонова и его механика-водителя Игната Панченко шёл свой разговор. Оба сидели в прогретом танке, и старший сержант рассуждал, что ничего хорошего ждать не приходится.
— Снарядами запаслись, как на штурм Берлина. И к пулемёту восемнадцать дисков, не считая цинка на пятьсот патронов. Серьёзная драка предстоит, чую. А мы идём в бой и не знаем, куда.
Он рассчитывал разговорить командира танка лейтенанта Тихонова, узнать, какое задание получил батальон, но тот больше отмалчивался. Прикрыв глаза, вспоминал свою первую любовь Катю.
— Катьку вспоминаешь? — догадался механик Панченко.
— Вспоминаю. Жив буду, вернусь в её хуторок. Может, женюсь.
— Старая она для тебя, и двое детей на шее.
— Мальчишки у ней хорошие.
— Тебе своего родить надо. Да и муж у Катьки без вести пропавший. Вдруг вернётся?
— Не вернётся, — покачал головой лейтенант. — Летом сорок первого пропал, а чудес на свете не бывает.
— А если в плен угодил? Ты к Катьке приезжаешь, а через месяц законный муж.
— Игнат, тебе не надоело наши отношения ворошить? Войне конца-краю не видать, лучше не загадывать.
— Во, правильно! Найдёшь молодую деваху, ты парень видный. Кстати, не знаешь, куда мы направляемся?
— Не знаю, — буркнул Фёдор.
Загремел, открываясь, башенный люк. К приятелям заглянул рыжий лейтенант Вася Будник.
— Пустите погреться.
— Лезь, если поместимся.
Будника тоже интересовало, куда идёт батальон. Фёдор шёл во главе колонны, может, ему известно больше.
— Ты теперь у комбата на заметке, — ревниво рассуждал Будник. — Не сегодня-завтра командиром взвода поставит. Не слышал, что за задание Шестаков получил?
— Когда надо — скажут.
— Чего выделываешься, Федька? Если знаешь, поделись с товарищами.
— Знаю, что воевать будем, — отмахнулся Тихонов. — А своими планами комбат со мной не делится.
— Ты, Васька, к нему не приставай, — посоветовал Игнат Панченко. — Фёдор разлуку с Катькой никак пережить не может.
— Вот трагедия! Первый раз бабу попробовал и от любви чахнет.
— Слушай, рыжий, я ведь тебя сейчас из люка выкину. Молоко на губах не обсохло, а лезет рассуждать.
— Ладно, не обижайся, Федя. Мы же по-дружески шутим.
— Найди другую тему.
— Всё, всё! Молчу.
Ночью пересекли линию фронта. Место было определено заранее, и переход прошёл благополучно. Немцы ещё не возвели в этом месте сплошную полосу обороны. Кроме того, танковый батальон сопровождали сапёры. Их командир, старший лейтенант, пожал на прощание Шестакову руку.
— Удачи, комбат. Мы своё дело сделали, а дальше немецкий тыл. Сам знаешь, что это такое.
До рассвета двигались на скорости с включёнными синими фарами. Шли напрямую через степь, рискуя влететь на минное поле или столкнуться с немецким заслоном. Колонну вели двое бойцов из местных жителей, которые заняли свои места на головной машине ночью, при переходе линий фронта.
