– И хочется заорать?
– Еще как! Ты ощущаешь стресс и напряжение. И какая-то часть тебя знает короткий выход: завопить во всю мочь и запугать всех окружающих, заставив их сделать то, что ты хочешь видеть сделанным.
– Но ты этого не делаешь.
Он помотал головой:
– Нет – потому что я верен своему образу. Видишь ли, Джон, хотя стресс находится внутри тебя, если ты готов выйти за пределы этого ощущения, то, как мы уже говорили прежде, это меняет все.
– В каком плане?
– Ну, для начала ты осознаешь, что твои стресс и тревожность не имеют ничего общего с вопросом, чистит кто-то зубы или нет. Ты готов сорвать свой гнев на человеке, который не является причиной твоего состояния. И это несправедливо. Если уж ты так категорически настроен спустить на кого-то всех собак, спускай их на того, кто тебя бесит. Направляй свой гнев на тех, кто тебя разгневал. Но не стоит направлять его на того, кто просто подвернулся под горячую руку, или того, кто, как ты знаешь, слабее тебя. – Он на мгновение умолк. – И особенно не стоит направлять его на кого-то, кто все равно тебя простит, и ты знаешь это.
Я кивнул. Это была сильная мысль. Как часто я видел, что люди срывают зло на ком-нибудь из членов своей семьи! Тогда как в реальности жертва их гнева не имеет ничего общего с причиной, вызвавшей этот гнев.
– Есть еще другой момент, – продолжал Майк. – Когда определяешь себя как того, кто никогда не кричит, в те моменты, когда внутри тебя формируется побуждение заорать, это кажется неправильным.
– Как у искателя приключений, сидящего дома, – добавил я.
– Точно. В этом случае ты можешь ощутить изначальное побуждение заорать. Но когда это случится, ты ощутишь еще более мощную силу, которая скажет тебе: «Это не ты. Ты решил быть отцом, который не кричит». Поэтому побуждение заорать вызывает у тебя гораздо более сильный дискомфорт. И ты не кричишь. Это воспоминание, это осознание успокаивает тебя. Оно помогает тебе взглянуть на вещи со стороны. Дает возможность быть истинным тобой, то есть таким, каким ты сам решил быть, вместо того чтобы позволять культурному или поведенческому стереотипу руководить твоими поступками. Оно дает тебе осознание, чтобы ты мог выйти за пределы ситуации. Побыть наблюдателем – пусть всего на пару секунд. В эти секунды тебе становится намного яснее, какова должна быть твоя истинная реакция. И тогда ты действуешь в правильном духе.
Я тряхнул головой.
– Может быть, дело в том, что я слышу все это в первый раз, Майк, но звучит как-то сложно.
Он кивнул.
– Я понимаю. Однако, если думать об этом с точки зрения простейших составляющих, на самом деле все довольно просто. Вначале ты определяешь, кто ты есть. Затем позволяешь себе временами выходить за пределы текущего момента. Смотришь на жизнь с точек зрения и участника, и наблюдателя. На это уходит всего секунда. Может, даже меньше. А потом действуешь, опираясь на все это.
– И срабатывает?
– Даже в самые трудные дни, – ответил Майк со смехом и повернулся ко мне. – Дам тебе еще один повод для размышления, Джон. Станешь ты приглашать человека в гости, а потом орать на него, потому что злишься на кого-то другого?
Я расхохотался.
– Пожалуй, после такого этого бедолагу в мой дом и калачом не заманишь!
– Наверняка. Однако люди постоянно так делают. Они приглашают тех, кого любят, в свою жизнь, а ведь это намного более значимое приглашение, чем в гости к себе домой. А потом используют приглашенных как отдушину для своего гнева.
Я покачал головой.
– Никогда не думал об этом с такой стороны. Но ты прав. Я видел людей, которые разговаривали со своими супругами, партнерами или детьми так, как никогда не стали бы разговаривать с гостем в своем доме. Или даже со своим другом.
Мы уже почти дошли. Майк остановился и поставил доску стоймя на песок. Улыбнулся.
– Когда мы осознаем безумие своего поведения, у нас есть выбор: мы можем перестать безумствовать.
Часть даров, врученных мне Эммой, – это те жизненные уроки, о которых мы говорим. Потому что они применимы не только к родителю и ребенку. Они применимы к любым взаимодействиям. – Он снова подхватил доску. – Вон там есть шланг и душ с пресной водой, – сказал он, указывая на маленькую рощицу тропических деревьев. – Пойдем, наскоро ополоснемся, а потом присоединимся к луау.
Я двинулся за ним.
Как же он прав! подумал я.
Все это время я осмысливал наши разговоры в контексте Майка и Эммы – родителя и ребенка. Однако эти уроки во многих отношениях были применимы не только к родителям и детям.
Пора было браться за блокнот с моими «Ага!». Я хотел запечатлеть все это в памяти.
Глава 47
– Вы молодцы, ребята!
Мы с Майком ополоснулись сами и отмыли доски. Затем он зашел в кафе посмотреть, как там Эмма и Кейси. А я пошел к костру.
Джессика сидела на песке, прислонившись к глыбе вулканического камня. Там было много таких, выстроенных в круг. А посередине этого круга весело потрескивал костерок.
Джессика улыбнулась.
– Мы уж думали, что вы вдвоем собрались серфить в ночь.
Я ответил улыбкой.
– В другой раз. Да нет, мы просто увлеклись беседой, и время летело незаметно.
Джессика кивнула.
– Мне знакомо это чувство. И, похоже, в этом месте такое не редкость.
Я уселся рядом с ней.
– Ты выглядишь счастливой. Довольной.
Она кивнула.
– Ох, даже не знаю, в чем именно дело. Я просто чувствую себя так легко. Словно…
– Словно именно такой и должна ощущаться твоя жизнь? – предположил я.
Она засмеялась:
– Да! Словно до сегодняшнего дня я сидела в ящике и не знала, как выбраться. А теперь ящик исчез, и мне кажется, что я вообще никогда в нем не сидела. Просто думала, что он есть. Так долго убеждала себя в его реальности, что он стал реальным – в моем сознании. Но теперь он исчез. – Она посмотрела на меня. – Это не кажется тебе абсурдом?
– Нет, не кажется. Примерно такое же ощущение было и у меня, когда я впервые побывал в этом кафе. Я провел в нем всю ночь. А утром, когда уезжал, меня посетило это чувство понимания. – Я пожал плечами. – Вряд ли я вполне сознавал, что именно понял, но все стало как-то яснее. И, как ты и сказала, легче.
– Это надолго? – спросила она. – Какая-то часть меня, признаться, опасается надолго задерживаться в этом чувстве. Оно кажется настолько правильным, что, если оно уйдет. О, я знаю, это будет ужасно!
– Ну, поэт сказал бы, что лучше чувствовать и потерять, чем вообще никогда не почувствовать. – Я покачал головой и хмыкнул. – Однако я не поэт. Так что расскажу про свой опыт. Когда я впервые был здесь, Кейси объяснила мне, что это чувство, это ощущение знания – все равно что увидеть карту спрятанных сокровищ и знать, где стоит крестик. Стоит один раз увидеть, и ты уже не забудешь, что клад есть.
