– Погоди, с драконами – это что, тоже наша несбывшаяся вероятность? Не какой-то чужой удивительный мир?
– В том-то и штука. Драконы – звери нежные, в духоте не живут. Я имею в виду, заводятся только в тех реальностях, где все Пути нараспашку. И у нас бы водились, если бы кто-то вроде меня отыскался и принялся наводить свои порядки еще пару-тройку тысячелетий назад. Но не срослось. Однако вероятность такая была, поэтому иногда нам показывается город, населенный драконами. Очень его люблю. Жаль, конечно, что он так редко появляется. Все-таки вероятность подобного развития событий с самого начала была крайне невелика…
– Ага. От этого, значит, регулярность появлений зависит. А Серый Ад, как я с твоих же слов понял, чуть ли не каждый день возникает. Значит, эта вероятность – самая вероятная из несбывшихся?
– Ну в общем да, – неохотно отвечает Стефан. – Но «чуть ли не каждый день» это я все-таки немного загнул. На самом деле, максимум, пять – шесть раз в месяц. И степень достоверности редко выше двадцатой. Вполне можно жить.
– А «степень достоверности» – это вообще что?
– Чем ниже степень достоверности наваждения, тем легче выйти из-под его власти. Скажем, Серый Ад, куда попала наша Люси с компанией, имел четырнадцатую степень достоверности, поэтому они довольно быстро опомнились, стоило только самой чуткой девчонке закричать: «Все не так!» Будь степень достоверности, к примеру, ниже десятой, они бы все хором «не так» завопили. А с первой по третью даже вопить не пришлось бы. Столкнувшись с таким, любой нормальный человек только удивится: куда это я забрел? Из-за ремонта знакомые улицы не узнать. И что за тупая хрень мне в голову лезет? Меньше фейсбук надо было за кофе читать. И тут же все как бы само собой исправится и встанет на место. Серый Ад, как и любая другая несбывшаяся вероятность, легко разрушается естественным недоверием. И наоборот, укрепляется верой.
– Ясно. А что происходит, когда степень достоверности выше двадцатой?
– А то сам не понимаешь, что тогда происходит, – неохотно говорит Стефан. – Чем выше степень достоверности, тем больше у жертвы шансов решить, будто это и есть настоящая жизнь. Всегда так было, всегда так будет, ничего необычного нет.
– И укрепить наваждение своей верой?
– Что-то вроде того. Но до этого, как правило, не доходит. Просто не успевает дойти, потому что есть я. А я для всякой несбывшейся вероятности – самое горькое горе. Благо вижу вещи такими, каковы они есть. И степень их достоверности мне не указ.
– Круто, – киваю. – Ты – Бэтмен. Джеймс Бонд и Черный Плащ. Но ты же не сразу приходишь? Не в первый же миг?
– Не в первый, конечно. Но обычно довольно быстро – как только узнаю. А такое шило в мешке особо не утаишь. По крайней мере, навсегда в Сером Аду у нас до сих пор никто не оставался. Не сливался с ним настолько, чтобы потом вместе исчезнуть, я имею в виду. Хотя отравлений, конечно, было уже до хрена. Многих людей там сразу же тянет выпить. Или что-нибудь съесть. Оно и понятно: им хочется утешения. А никаких иных утешений в Сером Аду нет. И вот это засада. Им потом еще долго аукаются тамошняя выпивка и еда.
– Как они «аукаются»?
– Да понятно как. Ты же слышал, что Люси рассказывала? Можно не повторять? Ну вот, представь, что подобные мысли и ощущения продолжают грызть тебя изнутри. Не с такой лютой силой, то есть бороться при желании можно. Да только желания обычно нет. Отравленному кажется, будто он стал наконец реалистом, расстался с нелепыми иллюзиями, повзрослел. А что тоска грызет – ну так нормально, обычное дело для зрелого разумного человека такая тоска…
– Трындец какой, – я хватаюсь за голову. – Серый Ад исчезает, а завербованные им агенты остаются. И живут среди нас, распространяя заразу и увеличивая вероятность осуществления. И вот это ты называешь – «сами справляемся»? Охренеть как вы справляетесь. Чемпионы. Вот прям совсем помощь не нужна.
– Да нужна, кто бы спорил, – пожимает плечами Стефан. – Просто ты тут при всем желании не поможешь.
– Почему это?
– Потому что для тебя никакого Серого Ада нет. Это развлечение – для людей.
– Здрасьте. А кто я, по-твоему?
– Понятия не имею. Какая-то таинственная мистическая хрень, с которой никто кроме меня не умеет обращаться, да и я – сильно через раз, – ухмыляется Стефан. – Дай сюда руку. Фокус покажу.
Стефан чиркает зажигалкой, подносит ее к моей протянутой ладони. Любой нормальный человек сейчас отдернул бы руку, а то и заехал бы обидчику в нос, но меня легко развести на слабо. Поэтому сижу, не шелохнувшись, только сердито бурчу:
– Дети в подвале играли в гестапо? Хренассе фокусы у тебя.
– Вот такие фокусы, – удовлетворенно кивает Стефан, глядя, как пламя зажигалки панически мечется в стороны и наконец гаснет. Щелкает зажигалкой еще раз, и еще – с тем же эффектом. Улыбается мне: – Видишь, что происходит? Такая у тебя в последнее время отвратительная репутация, что даже огонь не решается тебя обжечь.
– Да это просто у тебя вежливая, интеллигентная зажигалка. И первый в мире огонь-невротик. Поздравляю. Ты их, бедняжек, довел.
– Не смешно, – огрызается Стефан.
Снова чиркает зажигалкой, на этот раз подносит к огню собственную руку. Кривится от боли, сует мне под нос ладонь со свежим ожогом:
– Все в порядке с моим огнем.
– Это было необязательно. А то сам не знаешь, что я пошутил…
– Пошутил. Невовремя и не к месту. Устраивать балаган – дело хорошее, но не в тот же момент, когда я пытаюсь наглядно тебе показать, почему лично для тебя никакого Серого Ада нет. Мне и так нелегко, потому что слова заканчиваются раньше, чем я добираюсь до сути. Не подходит для таких разговоров человеческий язык! У меня есть приятель, один из тех демонов, в которых так много жизни, что они даже умерев не особо отличаются от живых собратьев, только чаще нуждаются в отдыхе и начинают подолгу спать; так вот, у тамошних мертвецов есть свой отдельный язык, и он идеально подходит для разговоров о сложных предметах. Наваждения вроде нашего Серого Ада они называют «хейннаасси друунгааррум», но штука не в самом термине, а в том, что, произнося его, говорящий с каждым слогом все глубже впадает в уныние, на предпоследнем «ар» ощущает себя практически заживо погребенным, но самый последний слог звучит как приводящая в чувство пощечина. И так с каждым словом – пока произносишь и слушаешь, целиком постигаешь смысл, а в конце приходишь в себя. Вот на таком языке я бы тебе сразу все объяснил, но не ждать же, пока ты его выучишь…
– На это, – растерянно говорю я, – вряд ли стоит рассчитывать. Я не то чтобы полиглот.
– Да уж догадываюсь. Надо бы запомнить на будущее, какими карами тебе, в случае чего, грозить.
– Не свисти, – вздыхаю. – Дождешься от тебя кары, как же. Так над моей шкурой трясешься, что даже от помощи отказываешься – заранее, меня не спросив.
– Матерь божья, да за что ж мне такое наказание, опять по новой все объяснять! – практически стонет Стефан. – Сколько раз тебе еще повторить и с какими песнями-танцами, чтобы дошло? Я не отказываюсь от помощи, только ты мне тут не помощник. Серый Ад тебе не покажется, хоть тресни. Просто не существует такой вероятности для тебя.
