Ничего особенного, кстати, не почувствовал. Только предсказуемо слегка захмелел.
– Пошли прогуляемся, – предложил самозваный Фауст или как там его. – Чего сидеть на одном месте, когда вокруг сейчас творится мой сон.
И, не дожидаясь ответа, увлек Эдо к выходу, сердито бормоча под нос: «Тихо! Если меня сейчас какая-нибудь зараза разбудит, всем трындец!»
Эдо попытался его отпихнуть, потому что нелепая болтовня еще туда-сюда, но силком куда-то тащить – перебор, такое со мной не пройдет. И окончательно убедился, что явью тут даже не пахнет. Отпихивать оказалось нечего. Но при этом пресловутое «ничего» волокло его за собой, или даже несло, как ветер. Не хочешь перебирать ногами, не надо, сам справлюсь. Сопротивление бесполезно, на то и кошмарный сон.
С другой стороны, по сравнению с тем, что иногда мне снится, это еще вполне ничего.
– Сопротивление бесполезно! – подтвердил его спутник, распахивая перед Эдо дверь бара и переступая им через порог.
Натурально переставил, как шахматную фигуру. И, в общем, правильно сделал, потому что там, за порогом, вместо позднего ноябрьского вечера, обильно разбавленного адовым снегодождем, была летняя ночь, теплая и такая душистая, что голова закружилась. Скорее всего, августовская – судя по количеству звезд на бескомпромиссно, по-южному черном небе. Выдохнул:
– Боже мой.
Иоганн-Георг сказал примирительно:
– Ну видите, а вы не хотели выходить. Хотя понимаю, конечно. Мне бы самому не понравилось, если бы кто-то меня неизвестно куда – да хоть в рай! – поволок, не спрашивая разрешения. И я бы даже в рыло ему заехать не мог. Это довольно обидно. Я бы и сам хотел обходиться с вами повежливей, да не умею. Ничего не попишешь, я – часть той силы, что вечно хочет блага, но всякий раз устраивает скандал. В лучшем случае, просто «цыганочку» с выходом. Сейчас у нас по моей шкале примерно она.
Эдо посмотрел на него, страшно довольного, растрепанного, в распахнутом пальто и дурацких пижамных штанах, сияющего – то есть, он и правда слегка светился, как будто рождественскую гирлянду проглотил – и окончательно перестал сердиться. Глупо портить себе удовольствие. Отличный же на самом деле сон, – подумал Эдо, снимая куртку. Потянул было свитер за ворот, намереваясь остаться в футболке, как и положено летней ночью, но Иоганн-Георг не дал. Сказал:
– Вы не очень-то раздевайтесь. Это же только мне снится, что сейчас лето. А на самом деле без двух дней зима.
Почему-то послушался, не стал снимать свитер. Впрочем, жарко особо и не было. Просто очень тепло.
Шел по ночному городу или даже летел через город, увлекаемый спутником, как кленовый лист ветром. И думал, как глупый лист: отлично летим, какой же я молодец, что так вовремя упал! Жадно глазел по сторонам, стараясь увидеть и запомнить побольше, ничего не пропустить, каждой случайной детали обрадоваться: во сне, наяву ли, а путешествие есть путешествие. Оно – для этого. Больше ни для чего.
– Круто, что теперь вы знаете, как у нас здесь бывает летом, – говорил Иоганн-Георг, вернее, трещал с энтузиазмом и скоростью малолетней девчонки-школьницы, никому больше такой темп не по зубам. – Я знаю, что вам и в ноябре понравилось, что кстати само по себе поразительно, никому здесь не нравится в ноябре, а вам почему-то да, и это бесценно, нет ничего дороже бессмысленной и безнадежной ноябрьской любви. Но лето есть лето, август есть август. Выдумать невозможно прекрасней его черных, душных звездных ночей; ну разве только июньские, когда небо делается зеленым, потому что в нем отражаются травы, и акации так яростно пахнут, что можно сказать, орут. Однако на июнь поглядите когда-нибудь позже. Сегодня мне снится август, а не июнь.
– Так безлюдно, – наконец сказал Эдо. – Даже поздно вечером в ноябре на улицах были люди. А в августе никого в городе нет?
– Да есть, конечно. По бульварам толпами бегают, кафе даже в полночь забиты битком, как будто завтра никому на работу не надо, – улыбнулся его проводник. – Просто не забывайте, этот август еще не пришел, он мне снится. Мало кому удается пролезть в мой сон. Вот вам удалось, и это отлично. Я люблю хорошую компанию. А вы – настолько отличная компания, что обязательно надо будет познакомиться наяву.
Смешная идея. Вот бы все так знакомились. Подходили бы друг к другу на улице: «Неужели не узнаете? Я же ваш позавчерашний сон!»
– Пошли к реке, – вдруг скомандовал Иоганн-Георг. – Вы турист, вам все интересно. А я хочу посмотреть, какой она мне приснится на этот раз. Согласны?
– Можно подумать, будто от моего согласия сейчас хоть что-то зависит.
– От вашего согласия зависит вообще все, – очень серьезно сказал тот. – То есть я сейчас, конечно, тащу вас, особо не спрашивая, куда глаза глядят и душа пожелает. Но не будь вы согласны – не конкретно на эту прогулку, а по большому счету, я бы ничего с вами сделать не смог. Даже не узнал бы о вашем существовании. Мало ли на свете народу. А я – сноб. Перебендя, как бабушка говорила. В общем, нос ворочу. Соглашаюсь иметь дело только с теми, кто больше всего на свете хочет, чтобы случилось… на самом деле, даже неважно, что, лишь бы из ряда вон выходящее. Удивительное. Невозможное. На этом месте – моя «цыганочка с выходом». Потому что я – оно.
Так вот он какой, самый страшный кошмар моей жизни! – наконец догадался Эдо. – Человек, который выпендривается гораздо круче, чем я.
– Смешно, – одобрил Иоганн-Георг. И спохватился: – Свинство с моей стороны. Извините. Я не нарочно подслушиваю ваши мысли. Обычно стараюсь не делать с людьми ничего такого, чего сам бы никому не спустил. А сейчас оно как-то само получилось. Но шутку я оценил.
– Да ладно, – великодушно отмахнулся Эдо. – Подслушивайте на здоровье. Все равно там сейчас «мать твою, охренеть» основным фоном. И редкие проблески здравого смысла: «Я сплю, это просто сон».
Тот коротко рассмеялся и увеличил скорость. Если раньше Эдо казалось, что его подхватил ветер, теперь это был натурально ураган. Все проносилось мимо со свистом – дома, деревья, снова дома, переулок, арка, какая-то крепость, лестница, и вот я уже качусь кубарем, хорошо хоть не по ступенькам, а просто с холма.
Опомнился уже на мосту через неширокую быструю реку, перламутрово-черную в свете ущербной луны. Почему-то снова в куртке, а ведь был совершенно уверен, что ее потерял.
– Отлично прошлись, – одобрительно сказал Иоганн-Георг. – Не знаю, как вам, а лично мне сейчас не помешало бы выпить. И ей.
– Кому – «ей»?
– Да реке, конечно. Она у нас вредная. Пока не налью, будет прикидываться самой обыкновенной речкой. Как будто это не мой сон, а просто реальность. В достаточной степени повседневная, чтобы скулы от скуки свело.
С этими словами он воздел к небу правую руку и какое-то время так стоял – ни дать, ни взять статуя Свободы новой формации. То есть мужик без факела и в пижамных штанах. Однако этот цирк, как ни странно, увенчался успехом: в руке вместо недостающего факела появилась бутылка. Он торжествующе рассмеялся и сказал:
