Не знаю, что я тогда чувствовала. Наверное, ничего – просто машинально реагировала на происходящее. Наш капитан перешла в атаку, а мой долг был ее защищать. Вот я и защищала. Потому что она сильная и могущественная… Потому что она правильно разгадала намерения другого отряда, пожелавшего воспользоваться нашим горем и беспомощностью… Да, все так. И никакие «пророчества» тут были ни при чем, хотя киты готовы объяснять ими любые события или поступки.
Я бросилась в бой.
– За нами численное преимущество, – сказал первый ученик Арктура.
– Мы все равно будем с вами биться, – ответила Виллем.
– И побьем вас, – добавила я. – Так же, как наш капитан сейчас побивает вашего.
В самом деле, Александра загнала Арктура еще глубже в трюм расколовшегося корабля, некогда носившего его имя. Он храбро сражался хвостом, однако наш капитан была сильнее и больше. Она не выпускала его из плена.
– Пощады! – наконец закричал он. – Я прошу пощады!
Александра тут же его отпустила.
Разумеется, кит, попросивший у противника пощады, никогда больше не узнает истинной свободы. Унижение будет преследовать его до конца жизни, какой бы длинной она ни была.
Мы победили.
30
Когда бывший отряд «Арктура» уплыл (никакой ученик не остался бы с капитаном, молившим противника о пощаде, ни я, ни даже Виллем), Александра повернулась к нам и, не обращая внимания на полученные в бою поверхностные раны, сказала:
– Пора встретиться с Тоби Виком.
31
– Он хочет биться с нами на закате, но в какой день?
Капитан велела мне задать этот вопрос Деметрию.
– Если знает ответ, пообещай положить конец его страданиям в тот же миг, как мы убедимся в его правоте. Если не знает, убей пленника сразу.
Я тут же вернулась к человеку.
– Она сказала…
– Я слышал. – Он посмотрел мне в глаза. – Ирония судьбы! Только я начал понимать язык китов, как они заговорили о моей смерти.
Я замешкалась. И вдруг слова, которые я не успела даже обдумать, сами обрели форму у меня в голове и сорвались с губ.
– Там будет три острова, – тихо произнесла я. – В суете ты можешь незаметно уплыть и скрыться на одном из них. Ответь на мой вопрос, и я не стану тебя убивать.
– Ты не знаешь даже саму себя, – заметил Деметрий.
– Хватит уже смертей.
В голове у меня крутилось множество мыслей, столько всего произошло за последние часы, но я вновь и вновь возвращалась к одному вопросу. И к словам Деметрия – уязвимого, маленького Деметрия – о том, что именно так рассуждает Тоби Вик. Я не знала, как и чем жил Деметрий в мире людей. Не знала и не спрашивала. В моем представлении все люди были охотниками, но если его в самом деле посадили на корабль силой, то о чем это говорит?
Что это значит?
– Хватит уже смертей, – повторила я.
– Под смертями ты имеешь в виду убитых китов? Смерть достойна порицания лишь тогда, когда покойник носит знакомое имя?
Тут я подплыла прямо к нему и с размаху ударила хвостом по мачте. Человек съежился от страха.
– Мою мать убили люди! Не надо рассказывать мне, что достойно порицания, а что нет.
– Повторяю: ты не знаешь саму себя.
– Кем ты был?
Деметрий потрясенно умолк.
– Кем ты был раньше, до того, как тебя силой посадили на охотничий корабль? До того, как попал сюда? Кем ты был?
– Я был… пекарем, – растерянно ответил он.
– Кто такой пекарь?
– Он печет хлеб… и пироги.
Тут до Деметрия, видно, дошло, что слова «хлеб» и «пироги» ни о чем мне не говорят. Судя по всему, этим предметам не нашлось места под водой.
– Я готовлю еду.
Я снова подплыла вплотную.
– Тогда знай, пекарь Деметрий: смерть близка. Смерть, которую я не в силах остановить. Смерть огромная, которая положит конец множеству жизней. Но одну жизнь я, пожалуй, сумею спасти. Именно так должна закончиться война. Не катаклизмами, а спасенной жизнью. Может, я и не знаю саму себя, но дьяволом быть не желаю – это точно.
Он внимательно наблюдал, как я плаваю вокруг мачты. Мне делалось все тревожнее. Капитан терпеливо ждала, однако долго ждать она бы не стала.
– Завтра, – наконец произнес Деметрий. – Все случится завтра. На закате.
– Так ты знал! – сказала я тихо, почти шепотом. – Знал с самого начала!
– Я не хотел посылать тебя на верную смерть, Вирсавия, – просто ответил он.
И вдруг – возможно, потому, что солнце в очередной раз село за горизонт, – океан вокруг меня наполнился тьмой.
32
Я передала капитану его слова, и мы поплыли дальше, в ночи: капитан, две ее ученицы и матросы на борту корабля. Мы шли на бой, хотя в нашем отряде не хватало одного бойца. Матросы никогда не становятся учениками – тут нужны совсем другие навыки, и матросы, как ни странно, вечно задирают нос по этому поводу (мол, им-то сноровки не занимать), – но даже если бы подобное повышение по службе было возможно, многому ли научишься за одну ночь?
Мы плыли в полной боеготовности, с гарпунными пушками на спинах.
Да. Мы шли на бой.
Деметрий был прав. Я не знала саму себя. И до сих пор не понимала, зачем посулила ему спасение – впрочем, к тому времени он так ослаб, что конец близился неизбежно. Впрочем, откуда мне знать? Я ничего не смыслила в биологии людей.
Смогла бы я его убить? Ведь люди погубили мою мать, Трежер и бесчисленное множество китов…
Люди – да. Но не этот человек. Мы оба хотели друг друга спасти.
Поэтому… пришла пора узнавать себя.
– Тебе следует думать о нас, – сказала плывшая в стороне Виллем. – А ты о ком думаешь? О Трежер?
– Если честно, сама толком не пойму.
– Ее смерть потрясла меня сильнее, чем гибель целого стада. Это плохо?
– Просто она занимала больше места в твоем мире, чем незнакомое стадо.
– Ты, как всегда, рассудительна, Вирсавия.
Эти слова заставили меня задуматься. Виллем была столь беззаботна, столь глубоко погружена в свой крошечный мирок, столь – как ни тяжело признавать – узколоба… Капитанами такие не становятся.
