– Потому что может.
Я пристально поглядела на него.
– Да ваш дьявол, смотрю, совсем отбился от рук.
Мои слова его смутили.
– Разве не в этом суть любого дьявола?
18
– Они будут нас преследовать, – сказала капитан Александра, когда мы вновь отправились в путь.
– Подумаешь! – с вызовом ответила Трежер.
– Ты настолько уверена в своем капитане?
– Да. – Трежер прямо-таки раздулась от важности и гордости.
Капитан посмотрела на нас с Виллем.
– А что скажут вторая и третья ученицы?
– Я пойду за капитаном куда угодно, – просто и без лукавства ответила Виллем.
– Вирсавия?
– Я охочусь на людей, – сказала я. – А вы, капитан, умеете их находить.
– Как насчет Тоби Вика? Его я тоже найду, по-твоему?
– Все люди суть Тоби Вик, а в деле поиска людей вам нет равных в океане, капитан.
– Ну прямо пророчество! – насмешливо воскликнула Александра и посмотрела на меня так пристально, словно пыталась прочесть мои мысли. – Быть может, именно ты, наш великий скептик, вонзишь гарпун в брюхо самого Тоби Вика.
– Мой гарпун будет первым, – вставила Трежер.
– Или мой, – не растерялась Виллем.
Их воинственность явно порадовала Александру. Она довольно хмыкнула и сказала:
– Вирсавия, насчет пленника…
– Да, капитан?
– Вряд ли у него в запасе осталось много ответов. Добудь их, – распорядилась она, ныряя в самое сердце течения и увлекая за собой корабль, – а потом убей его.
19
Я поплыла обратно к мачте: матросы уже привязали к ней Деметрия. Его голова болталась из стороны в сторону, и кислородный пузырь вместе с ней.
– Ты явилась меня убить? – спросил человек.
– Нет, я явилась за ответами.
Деметрий поднял голову.
– Уже неважно. Я все равно умираю.
– Почему?
– Наша кожа не выдерживает долгого контакта с водой. Я чувствую, как она отваливается кусками с рук…
Я подплыла к нему сзади. Действительно, от двух его пальцев остались голые кости.
– Тебе больно?
– А тебе не все ли равно?
– Просто любопытно, – ответила я. – Могу и не любопытствовать, если угодно. Сколько кораблей у Тоби Вика?
– Один, – с трудом выдавил Деметрий.
– Ложь! Все знают, что у него целый флот!
– Может, киты знают, а среди людей ходит легенда, что он всегда странствует по морям на одном-единственном корабле. Такой он высокомерный. Иначе охота кажется ему несправедливой.
– Ты лжешь! Я вновь сделаю тебе больно, если придется.
– Придется?! – фыркнул Деметрий. – Еще скажи: если буду должна. Слыхал я про китовье чувство долга… и про ваши бесценные пророчества. «Мы обязаны убивать, так предначертано»… Вы снимаете с себя ответственность. Пожалуйста, истязай меня, калечь, убивай. Делай что хочешь, но не говори, что должна. Не пытайся оправдать зло.
Он впервые произнес такую длинную речь, однако меня потрясли не только ее размеры. Мы всегда гордо считали, что устройство китовьего мира остается для человека тайной за семью печатями. Наше небо чересчур высоко, нырять на такую высоту они не способны, а города видят с большого расстояния и могут лишь гадать, как мы живем и во что веруем (впрочем, тут надо оговориться: людские города представляли для китов такую же загадку). Но вот передо мной человек, молодой и беспомощный, которому известно о пророчествах!
– Мы не злы. Мы просто защищаемся.
– Ну-ну, видел я ваш трюм… Как человечьи головы помогают вам защищаться?
– А как вам помогают защищаться наши освежеванные трупы, скормленные акулам?
– Я никогда не хотел охотиться. Меня заставили. Силой увезли из родной деревни, посадили на китобойное судно… Жестоко избивали по любому поводу, а когда и это не помогало – бросали в трюм.
Я смутилась.
– Почему же? Охота первостепенна для человека. Вы считаете ее своим высшим призванием…
– Я никогда и никого не убивал – ни людей, ни китов. А вот ты собираешься меня убить. Так кто из нас лучше, Вирсавия? И чем ты лучше жестокого Тоби Вика?
Деметрий умолк и уронил голову на грудь. Лишь тогда до меня дошло, что он не ел человеческой пищи уже около суток – и пресной воды не пил (а соленую, как известно, люди пить не могут). В самом деле, жить ему оставалось недолго.
Среди преданий, слагаемых о подвигах капитана Александры, есть легенда об одной удивительной погоне: она плыла за человеком до самой суши и загарпунила его уже на берегу. Во время шторма их отряд наткнулся на тонущий корабль. Они разорили судно, собрали трупы. Один человек укрылся на вельботе и сумел сбежать: ветра быстро понесли его прочь.
Как он, должно быть, ликовал и благодарил богов, когда увидел сушу! Его вынесло не просто на скалы, а на пляж – свирепый океан выплюнул человека прямо на мягкий песочек. Свобода! Он не пошел на дно вместе с кораблем и не пал жертвой китов, разодравших на куски его товарищей. Какое везенье!
Наш капитан поплыла за ним. Конечно, море у тех берегов было глубже, чем обычно, но все же мелковато для такого исполина, как Александра. Легенда гласит, что человек принялся дразнить ее, осыпать бранью. «Я тебя победил! – кричал он. – Я побил тебя в твоей собственной стихии, грязный вонючий кит!»
Тогда капитан Александра метнула в человека гарпун и вернула его в сокрушительные объятья океана.
«Ошибаешься, – шепнула она, прежде чем разорвать его на куски. – Это я побила тебя в твоей».
Я буквально видела лицо того человека. Гнев и бесконечная обида на мироздание, даровавшее ему свободу и тут же отнявшее ее. Я воображала, в какой ужас повергли человечишку слова моего великого капитана – последние слова в его жизни.
Именно так я всегда представляла себе людей. Сперва самонадеянными, а потом – поверженными. Нет лучше средства для борьбы со страхом охоты.
Но вот передо мной человек. Он в моей стихии, всецело в моей власти – и на пороге смерти. Он не дразнит меня, не пытается сбежать. Ему лишь страшно и грустно. Он смотрит на меня мутным взглядом, и я вижу в глазах пленника глубочайший ужас, все еще пронизывающий насквозь его разум и тело. Ему очень повезет, если он проживет хотя бы день.
Я даже забеспокоилась – впрочем, буквально на долю секунды (виной тому наверняка стала необычность моего положения: даже самые древние киты лишь раз или два за всю жизнь обменивались с людьми парой слов, а я, юная третья ученица, вела с человеком полноценный разговор).
