Музыка поднимается, обнимает меня за плечи и кружит, кружит в танце, ритм которого нельзя ни с чем перепутать, потому что он звучит прямо во мне. Филиппо играет так задорно, что я не могу удержаться и подпеваю, раскачиваясь на табурете, и весело смеюсь. Он тоже улыбается мне, и тут звучит последняя нота. Мы оба снимаем руки с инструмента, и я от души аплодирую музыканту.
– Какой же ты молодец!
– Хочешь, научу?
Вся моя веселость тут же исчезает.
– Но я не вижу нот.
– Ну и что? Я же играл без нот.
– В другой раз.
– Обещаешь?
Я краснею.
– Ну только если ты разучишь еще какие-нибудь хорошие песни.
– Ладно. Договорились.
Мы пожимаем друг другу руки, но я стараюсь не слишком сильно сжимать его руку: ведь Филиппо нужно ею играть!
Бутерброды съедены, и родители начинают собираться домой. Мама и папа разговаривают с темноволосой молодой женщиной.
– Мама! – кричит Филиппо и бежит к ней навстречу. Они почти одного роста.
– Мы как раз говорили о вас, – признается папа. Ненавижу, когда он так делает, потому что я все равно никогда не узнаю, о чем именно они говорили.
– Давай пригласим их в гости! – просит Филиппо. У его мамы круглое и светлое лицо, оно похоже на Луну.
– Конечно. Давайте вместе поужинаем, – предлагает она.
Папа надевает куртку.
– Ну тогда давайте закажем пиццу. Мафальда, ты не против?
– Как я могу быть против пиццы? Я всегда за!
– Особенно если пицца с колбасой, – добавляет Филиппо.
– Это точно, – соглашаюсь я.
Филиппо живет в том самом доме, где находится магазин футболок. Там тебе могут напечатать любой рисунок или сделать надпись, какую скажешь. И не только на футболке, но и на подушке, на полотенце или на скатерти! Как, наверное, здорово работать в таком магазине! Вот почему у Филиппо такая удивительная куртка.
Филиппо обещает, что когда-нибудь мы спустимся в магазин и он покажет мне, как работает печатный станок. Мама Филиппо рассказывает, что они купили этот магазин вместе с квартирой, но дохода он совсем не приносит. Никто уже не заказывает футболки в магазине, все покупают по Интернету.
– Когда я вырасту, то сделаю тебе сайт, чтобы у тебя заказывали футболки онлайн, – говорит Филиппо. Мама нежно гладит его по щеке. Мы сидим втроем на заднем сиденье папиной машины, Филиппо устроился посередине и прижимает нас к окошкам.
– Нет, лучше я куплю тебе парфюмерный магазин, – говорит он. – Ты же о нем мечтала.
– Это правда? – спрашивает моя мама, поворачиваясь к нам. – Я обратила внимание на твои духи, Кристина.
И точно. От мамы Филиппо пахнет орехами и карамелью. Чудесный запах.
– Эти я сделала сама. Если хочешь, дома покажу.
Квартира Филиппо на втором этаже. Филиппо с мамой живут вдвоем, у них даже кота нет.
– Правда, мама иногда разговаривает с цветами, – шепчет Филиппо мне в ухо, – особенно с теми, что на балконе растут.
– Они мне как дети, – смеется она, услышав наш разговор.
По-моему, мама Филиппо очень милая и немножко сумасшедшая. Кажется, моя мама тоже так думает; она уже давно столько не веселилась и не смеялась. Она помогает накрыть на стол. Папа звонит в пиццерию, а Филиппо ведет меня в свою комнату. Она очень маленькая и вся забита трансформерами. Они повсюду. Я тут же наступаю на одного из них и ищу место, куда бы его приткнуть. Трансформерами забиты все шкафчики, все вокруг.
– Ух ты, как здорово!
– Папа их часто дарит. А мне они надоели, – грустно говорит Филиппо.
– Так нельзя говорить о подарках, – замечаю я.
Филиппо стаскивает кроссовки и падает на кровать, а потом включает маленький телевизор.
– Ну, ты ведь тоже говорила, как тебе надоело то, что тебе дарят на Рождество одни свитера.
– Все-то ты помнишь.
– Вообще-то, нет. В последнее время я не хочу ничего помнить. Залезай.
Я тоже снимаю туфли и сажусь на кровать. Из телевизора играет знакомая музыка – песня про подводную лодку, которую играл мне Филиппо.
– Споем? – кричит он и прыгает на кровати.
Я представляю, что мы пришли в караоке, только слов мне с экрана не видно, однако я все же пою то, что уже знаю наизусть, и тоже прыгаю на кровати.
«Ви ол лив инэеллоу субмарин», – поем мы дуэтом, прижимая ко рту микрофоны-кроссовки. С меня слетают очки, и, когда песня заканчивается, мы спрыгиваем на пол с края кровати и долго сидим на ковре, переводя дыхание.
Филиппо поворачивается ко мне; без очков его лицо кажется таким далеким, хотя оно совсем близко. Его почти полностью закрывает серое пятно, и мне приходит в голову мысль, что он тоже может увидеть его в моих глазах.
– Какого цвета мои глаза? – спрашиваю я.
– Карие, а что?
– А внутри какие? Ты там что-нибудь видишь?
Филиппо молчит. Видимо, разглядывает.
– Не знаю, вроде нет. Разве что…
Ну вот, я так и знала. Он заметил серые пятна.
– Разве что зелено-желтые крапинки. Как будто грибы в осеннем лесу.
Не то чтобы мне понравилось такое открытие, но лес я люблю. Все же лучше грибы, чем серый туман.
– А что, по-твоему, я там должен увидеть?
Я опускаю глаза и пристально разглядываю свои носки.
– Ничего. Просто иногда мне кажется, что все могут увидеть мой туман.
– Какой еще туман?
Филиппо заинтересовался и сел по-турецки, скрестив ноги и уставившись на меня во все глаза.
– Не будем об этом.
Я толкаю его на ковер, Филиппо хохочет, но тут же возвращается в прежнее положение.
– Ладно. Расскажу, если не будешь смеяться.
– Договорились.
– У меня в глазах живут такие серые пятна, вроде тумана, и каждый день они становятся все больше и больше.
– И много их у тебя?
– Нет, одно в одном глазу и другое – в другом.
– И что, ты все время их видишь?
– Сначала их вообще не было, но теперь они разрослись, и я их вижу каждый день. Из-за них ничего не видно, а когда я устаю, они чернеют.
– Понятно. А убрать их нельзя?
– Нет.
– А туман?
– Он появляется вместе с пятнами. Из-за него даже вокруг пятен все становится расплывчатым, размытым.
– И тебе не страшно?
