Бабушка говорила: пока не попробуешь, не поймешь. Так что я пробую. Я касаюсь пальцами кустов гортензий, высаженных вдоль ограды двора, – так я точно знаю, что не уйду, куда не надо. Когда идешь с закрытыми глазами, думаешь, что идешь прямо, но на самом деле двигаешься совсем не туда, куда шел.
Через несколько шагов у меня под ногами оказывается что-то пушистое и гладкое. Я останавливаюсь. Это Оттимо Туркарет, и теперь придется подождать, чтобы на него не наступить, зато пока можно его погладить.
Я беру кота на руки и продолжаю идти вперед, слушая, как он мурлычет у меня на груди. Он такой теплый и тяжелый. Если бы мой кот не был такого необычного цвета, я бы сказала, что только рыжие коты бывают такими огромными и толстыми. Рыжие всегда толще и крупнее других котов. Интересно, почему?
Интересно, а как различать цвета, если я окажусь в темноте? Эта мысль приходит совсем неожиданно. Надо спросить у мамы или у папы.
Моя нога упирается в деревянную изгородь, и я останавливаюсь. Теперь нужно развернуться и идти обратно. И тут я слышу звонок велосипеда, а затем и звук тормозов совсем рядом со мной. Наверное, кто-то остановился на парковке у нашего дома.
– Привет.
Я стаскиваю с себя шарф. При свете дня у меня в глазах начинает рябить, но я сразу надеваю очки и вижу Филиппо. Он приехал на велосипеде, женском, вроде тех, на которых ездят за покупками, только корзины нет. Филиппо стоит, широко расставив ноги и уперев в бока сжатые кулаки, чтобы не упасть. Наверное, он взял велосипед у мамы или у старшей сестры. С тех пор как мы виделись, прошел уже целый месяц и сильно похолодало, но на нем все та же голубая куртка, в которой он играл в начале ноября. Наверное, ему очень нравится, что на куртке написано его имя. Так все узнают его издалека.
Надо скорее идти домой: лучше с ним не разговаривать. Он же драчун, может и ударить, хотя я, конечно, буду защищаться. Я прижимаю к себе Оттимо Туркарета. Не думаю, что он сможет меня защитить. Это собаки защищают хозяев. А коты, как говорит папа, оппортунисты. Он даже с черешни слезть не может.
– Не знаешь, почему коты не могут слезть с черешни? – вырывается у меня внезапно.
Бабушка всегда говорила, что глупых вопросов не бывает, но я чувствую себя очень глупо.
– Чего?!.
Филиппо упирается руками в руль и нажимает на тормоза. Кажется, мой вопрос его очень удивил.
– Ничего.
– Ты здесь живешь?
– Ты даже не знаешь, кто я.
– Я тебя помню. Ты играла в футбол.
– Меня зовут Мафальда.
– А меня – Филиппо.
– Я и так знаю, – отвечаю я и опускаю Оттимо Туркарета на землю.
Филиппо наклоняется через велосипед и запускает руку меж досок забора, чтобы погладить кота. Я немного напрягаюсь, потому что боюсь, как бы он его не обидел. Но Филиппо просто почесывает его за ушком, и кажется, что Оттимо Туркарет даже доволен.
– Как его зовут?
– Оттимо Туркарет.
– У него что, и фамилия есть?
– Нет. Это двойное имя. Из книжки.
– А-а… И что это за книжка?
– Ты такую не знаешь. Она взрослая. Это папина любимая.
– Мой папа тоже любит читать. Раньше он всегда читал мне перед сном.
– Мой тоже читает.
Я не осмеливаюсь спросить, почему он сказал «читал». Может быть, родители Филиппо развелись, и папа с ним больше не живет? Обычно, если у кого-то развелись родители, то лучше ничего не спрашивать, а то человек разозлится. Так что я просто молчу.
– Ну так что за книга?
– Какая книга?
– Которую так любит твой папа.
Мне совсем не хочется отвечать, но Филиппо сжал кулаки, так что стало даже немного страшно. Приходится ответить.
– «Барон на дереве».
– И ты ее всю прочитала?
Не понимаю, почему его это так интересует.
– Ну да. Мне папа прочел.
– Так, значит, ты не сама прочитала.
– Это одно и то же.
Филиппо кладет локти на руль и нагибается:
– Тебе читает папа, потому что ты слепая?
Я чувствую, как краснею до самых ушей.
– Я не слепая!
Я хочу взять на руки Оттимо Туркарета, чтобы пойти домой, но он выскальзывает у меня из рук, и у меня не сразу получается его нащупать.
– Но ты ведь почти не видишь, да?
Я ничего не отвечаю и продолжаю шарить рукой по земле в поисках шарфа, но пальцы чувствуют только холодную сухую траву. Придется просто уйти. Я поворачиваю к дому. Филиппо поступил некрасиво – я-то ведь ничего не спросила про его разведенных родителей! Сзади слышится шум колес и велосипедной цепи, грохот падающего велосипеда и звук торопливых шагов.
– Уходи! – кричу я, продолжая идти вперед.
– Держи!
Когда кто-то говорит «держи», это обычно означает, что тебе что-то дают, поэтому я протягиваю руку в туман и нащупываю теплую ткань. Мамин шарф.
– Мафальда! – обеспокоенно кричит мама из окна.
Наверное, она ужа давно вышла из ванной. Я инстинктивно хочу бежать к двери, но вдруг вспоминаю, что если кто-то подобрал что-то для тебя, потому что ты не можешь это найти, и к тому же чужую вещь, которую ты перед этим взяла без спроса, то нужно сказать «спасибо». Я останавливаюсь посреди дорожки, но вижу только голубое пятно, уменьшающееся с каждой секундой. Мне не хочется кричать, к тому же мама сверху все видит.
– Мафальда! Домой! – кричит мама, и я возвращаюсь к дому.
За секунду до того, как дверь закроется, я слышу веселое треньканье звонка велосипеда, которое продолжает звучать в моей голове даже тогда, когда его уже невозможно расслышать, и я могу только догадываться, куда же отправился его счастливый и свободный обладатель.
Мне хочется окликнуть его и попросить прокатить меня на багажнике: я так давно не каталась на велосипеде, да и не бегала со всех ног тоже. А вот Филиппо свободен: у него отличные очки, и он может ехать куда угодно. Мне же суждено отбывать наказание, как заключенной, только моя решетка не из железа. А из серого тумана, и в моей камере нет никого, кроме меня.
Я вхожу в свою комнату, не снимая куртки, заваливаюсь на кровать и открываю тетрадь. Я открываю ее на второй странице, где написано самое важное, и зачеркиваю строчку: Не быть одинокой.
Сегодня утром на моей парте появилась сложенная вчетверо записка. Когда я ее заметила, мне показалось, это гигантский мотылек, но, хорошо поразмыслив, я поняла, что такое просто невозможно. Для бабочек в декабре слишком холодно – они разлетелись или попрятались, а может быть, стали частью деревьев, как моя бабушка и великан из черешни.
