– Выпьешь чего-нибудь?
– Нет, не хочу. Посижу немножко, отдохну. И все пройдет. Что будем делать вечером, Чад?
– Что желаешь. Хочешь, в гондоле покатаемся?
– Ладно, решим после обеда.
Я пошел принять душ. Переодевшись, вышел в гостиную. Вестал там не оказалось, и я заглянул в спальню. Она лежала на кровати, лицо у нее осунулось и было совсем белым.
– Что такое? – наклонился я над ней. – Тебе плохо?
– Дико болит голова и тошнит.
Я смотрел на нее, не в силах пожалеть. Такая она была страшненькая, непривлекательная.
– Вот незадача. От жары, наверное. Может, уже никуда не пойдем?
– Я приняла таблетку. Скоро все пройдет.
– Тогда пойду пока выпью. Не переживай. Через минуту вернусь.
Я прошел к комнате Евы и постучался. Открыв дверь, девушка вопросительно посмотрела на меня. Без очков; и хотя зачесанные волосы по-прежнему делали ее похожей на старую деву, проступала красота, которую я не разглядел раньше.
– У миссис Винтерс разболелась голова. Может, наведаетесь к ней, поможете как-то.
– Сейчас же иду.
– А если ей захочется лечь спать, – продолжал я, голос у меня чуть срывался, – не составите ли мне вечером компанию?
Синие глаза ее смотрели спокойно.
– Она захочет, чтобы я оставалась при ней.
– Ну а если нет? Встретимся у Святого Марка в девять?
– Вряд ли я сумею. – И она быстро зашагала по коридору к комнате Вестал.
Я прошел в бар, заказал двойной виски и медленно выпил. Рука у меня дрожала. Я удивился, что бармен не слышит, как колотится у меня сердце. Ни одна женщина не возбуждала во мне таких чувств. Инстинктивно я знал, что Ева будет меня ждать в девять. Она придет. Все шло как положено. Этот вечер станет началом нашей общей судьбы. Я предчувствовал это.
Чуть позже я подошел к комнате Вестал. В дверях меня встретила ее горничная.
– Миссис Винтерс спит, – сообщила она. – Просила, чтоб не беспокоили.
– Оставляю ее на вас. Если спросит про меня, скажите, что уехал прогуляться.
Без десяти девять я вышел из отеля и направился по набережной, мимо Понте де Паглия, мимо Дворца дожей на площадь Святого Марка.
Площадь бурлила народом. Прогуливались пары, разглядывая яркие сверкающие витрины, сидели за столиками, слушая оркестрики, игравшие у многих кафе. Я встал у огромных дверей Святого Марка. На фоне пурпурного неба – четкий силуэт четверки бронзовых коней, часовыми охранявших крышу базилики. Я стоял среди толпы и беспокойно вертел головой, высматривая Еву. Ее нигде не было видно, но я ждал, уверенный, что девушка придет.
Бронзовые гиганты на Часовой башне отбивали девять, когда я почувствовал прикосновение к моей руке. Я быстро оглянулся, сердце у меня екнуло. Девушка в белом вечернем платье, державшемся на бриллиантовой бретельке, стояла рядом; темноволосая красавица, синие глаза которой сияли, точно за ними полыхал пожар.
– Ева! Я даже не узнал тебя!
Я смотрел на нее во все глаза. Новая прическа, темные волосы рамкой обрамляют бледное личико, спускаясь почти до плеч, подвитые внутрь.
– Нас ждет гондола, – сказала она и, взяв меня за руку, повела через толпу к причалу.
Я спустился с ней к гондоле с кабиной. Гондольер приподнял шляпу и поклонился, когда мы скользнули в темноту маленькой кабины. Занавески были опущены. Мы вдруг очутились в мягко скользящем, темном маленьком мирке на двоих. На полу валялись пышные подушки, и Ева прилегла, опершись на локти, глядя на меня. Я опустился возле на колени.
– Этого момента я ждал с тех пор, как увидел тебя в море. Долгое ожидание.
– Не надо ничего говорить, – хрипло ответила она. – Пожалуйста, не надо.
Вдалеке часы на башне отбили полчаса. Гондола, плывя к Лидо, мягко ныряла на волнах.
– Половина десятого. – Ева приподняла голову. – Времени у нас осталось немного. – Она отодвинула занавеску и что-то крикнула на итальянском гондольеру. – Надо возвращаться.
– Но у нас еще целая ночь, – возразил я, притягивая ее к себе. – Нам не надо так быстро возвращаться. Зачем?
– Надо. Ты можешь еще погулять, если желаешь, но мне пора. Я знаю ее лучше твоего. Когда она проснется, то спросит меня, и я должна быть рядом. А дольше часа она теперь не проспит.
– Но я хочу поговорить с тобой. Мне так много хочется узнать о тебе…
Она подняла голову и посмотрела на меня:
– У меня нет времени для разговоров. Может, и никогда не будет. У нас только минутка для любви наспех. Ты ведь не хочешь, чтобы она узнала? Верно?
Я вспомнил про семьдесят миллионов.
– Нет.
– Я тоже. Послушай, Чад, если не будешь слушаться меня, то все кончено раз и навсегда. Я не намерена терять службу из-за любовной интрижки. Понятно?
– Но это не интрижка! Я по тебе с ума схожу!
Она тронула мое лицо тоненькими прохладными пальчиками.
– Да. Я тоже. Но рисковать не хочу. Предоставь все мне, я найду случай. Понимаешь?
– Но сегодня случай нашел я, – резко возразил я. – Как только у нее разболелась голова, я тут же помчался к тебе. Встречу нашу устроил я.
– Ты? – Ева тихонько рассмеялась. – А кто ей головную боль устроил, Чад? Если б не боль, никаких встреч не было бы.
– Ты про что? – Я уставился на Еву, у меня по спине поползли мурашки.
– Про то. У нее не первый раз разбаливается голова. Когда мне становится совсем уж невмоготу, я даю ей таблетку.
– Ты уверена, что это безвредно? Мне это совсем не нравится.
– Ну конечно же. Лекарство мне дал мой приятель, врач. Таблетка ее не убьет, если ты про это.
– Именно про это, Ева. С лекарствами играть опасно.
– Ты больше не хочешь встреч?
Я смотрел в блестящие голубые глаза. Чем-то это решительное целеустремленное лицо пугало меня.
– Ты, наверное, ненавидишь ее, Ева.
– Больше всего на свете, – тихо призналась она. – Даже больше, чем ты.
– Но что она тебе такого сделала?
– Ничего, совсем ничегошеньки. Относится ко мне очень даже мило, лучше, чем к другим. Просто у нее есть все, что хочу иметь я. А она этого не заслуживает.
– Так какого же черта ты служишь у нее?
– А почему, Чад, ты на ней женился?
– Ну, тут разное.
– Вовсе нет. Ты женился из-за денег, и я служу у нее, потому что так могу жить в тени роскоши. – Ева выглянула в окошко. – У нас осталось всего несколько минут. Поцелуй меня, Чад!
