Печать! Еще одна!
Третью наложил Пьер. Серебристую поверх двух черных. И все пропало… Остались только выжженные символы на стене.
— Как давно? — хрипло спросил Пьер.
— Со дня инициации. — Я почему-то опустил голову.
— Давай не здесь?
Пьер кивнул и первым пошел к лестнице. Я поспешил за ним, нагнал у ступенек и следом вернулся в кабинет. Взял недопитый бокал и осушил залпом. Стало легче. Только после этого рухнул в кресло и закрыл глаза. Устал!
— Ты в порядке? — спросил Пьер.
— В полном, — ответил я. — Это и был прорыв пустоты?
— Он самый.
Мой собеседник гледел на меня так пристально, что я кожей чувствовал взглад.
— Рассказывай, — потребовал Пьер.
— А что рассказывать? — открыл глаза. — Когда мы сдавали вступительный экзамен на первую ступень, был такой же прорыв, только тьмы, и в нашу реальность попал демон. Он пытался меня убить, но я приложил его заклинанием… светлым. Или свет возник, когда он разлетелся на ошметки? Не знаю. Он меня отшвырнул, я ударился головой — и провалился в пустоту. Первый раз. Хотя, нет, не первый, наверное. После смерти родителей мне начали сниться кошмары, и когда я просыпался, иногда у ног клубился серый туман.
— Почему ты не сказал?
— А должен был? — Я пожал плечами. — Хотел, когда ты признался, что являешься магистром пустоты. Но решил дождаться следующей встречи, так что вот, говорю.
— Ты виделся с Анри?
— Да.
Пьер даже побледнел, что было странно, учитывая его нечеловеческую бледность. А мне вдруг стало весело. Не надо было пить! Зато настроение стремительно ползло вверх, а все проблемы хоть на минуту показались разрешимыми.
— И? — настаивал Пьер.
— Пустота негодует, — откликнулся я. — Анри её уже порядочно измучил. Так что квиты. С дверями было хуже.
— Дверями?
— Пьер, ну ты же был в пустоте. Был ведь?
Мой собеседник кивнул.
— И что ты там вцдел? Как тебя вообще угораздило? Тоже решили, что ты кого-то убил?
Вот уж язык без костей… Здравый смысл приказывал мне замолчать, но вот именно сейчас я крайне мало его слушал.
— Это долгая история, — попытался было отвертеться Пьер, но я не собирался отступать.
— У меня есть время до завтрашнего полудня, а в ночь смены времен спать считается плохой приметой. Так что рассказывай.
— Ну, хорошо… Когда я закончил школу защитников, мне едва исполнилось двадцать два. Какое-то время я пытался устроиться в столице, но без связей и титула, пусть и с мешком таланта, меня никто не ждал. А титула, как понимаешь, у меня и не было.
Пришлось искать работу, какая придется. С законной я постепенно перешел на незнаконную. Наверное, если бы не безденежье, я никогда не ввязался бы в эту историю…
Я слушал внимательно, не перебивая. И представлял себе того Пьера, которого видели мы с Полли, а не магистра пустоты.
— Мне предложили хорошие деньги за то, чтобы я проник в эту самую башню, — вздохнул Пьер. — У моего предшественника было старое зеркало. Говорили, что вещее. А я всегда хорошо работал с охранными заклинаниями. И когда ты голодный, тебе сами демоны не страшны. Поэтому я пробрался сюда, нашел зеркало — и угораздило же меня в него взглянуть. Я видел себя таким, как сейчас. Вокруг было много людей, и все они кричали: «Да здравствует король». Так странно… Я ведь магистр, а пока существует магистрат, какая может быть монархия?
Пьер на мгновение замолчал, собираясь с мыслями.
— Тут меня и поймал магистр пустоты, — наконец, продолжил он. — Пришпилил паутиной к стене, допросил и решил, что я слишком много знаю. Но пустота — это равновесие. А его зеркало осталось на месте, да и других особо серьезных прегрешений он за мной не нашел, поэтому отправил в пустоту.
— И что там было? — не выдержал я.
— Никаких дверей. Там был город, и люди в нем. Без лиц, без душ. Я бродил между ними десятки дней, пытаясь найти выход. Отчаивался — и начинал опять. Пустота всегда испытывает человека, границы его рассудка. Я чувствовал, что схожу с ума, пока однажды девушка в толпе не показалась мне странной. От неё шла другая энергия, я поймал её. Это и оказалась Пустота.
— И она согласилась тебя отпустить?
— Конечно, нет. Она рассмеялась мне в лицо и сказала, что я для неё неинтересен.
Просто букашка, неосторожно залетевшая на огонек. Но предложила мне шанс выбраться.
Как всегда, обманный. Тогда я чуть не сошел с ума во второй раз. У Пустоты нет своей фантазии, поэтому она всегда использует воображение и страхи жертвы. Вот она и вытащила из моей памяти все, чего я когда-нибудь боялся, начиная с раннего детства.
Крупицу за крупицей. А потом заставила меня пройти своеобразную полосу препятствий. Я прошел её. Едва не тронулся, но прошел. Оказалось, что этого мало. И я вызвал её на бой.
— Она согласилась? — заворожено спросил я.
— Да. Она была уверена в победе, а когда я победил, до последнего сопротивлялась, но в итоге нам удалось договориться. Из пустоты нельзя выйти просто так. Чем-то приходится платить, Фил.
— И чем заплатил ты?
Не самый корректный вопрос, но все же…
— Чувствами. Я теперь ничего не ощущаю. Ни любви, ни ненависти, ни страха, ни грусти. Мне… никак. Я понимаю, насколько это жутко — но только умом, не чувствами.
Когда я выбрался из пустоты, вывалился в том самом зале, где мы были, и понял, что произошло, чуть не сошел с ума в третий раз. И сошел бы, если бы мог.
— Безумие, — почему-то шепотом сказал я.
— Не то слово! Ты даже представить себе не можешь, насколько.
— Тогда, если тебе все равно, зачем ты помог нам с Полли?
— Чтобы узнать правду. Поначалу именно так. Меня раздражает, когда что-то нарушает равновесие. Это те немногочисленные отголоски эмоций, которые мне остались.
А потом… не знаю. До сих пор не знаю.
Я замолчал. Наверное, не стоило бередить его раны. Хотя, сам же говорит, что ему все равно. Наверное, это жутко — чувствовать себя лишь оболочкой от человека. Но я не верил Пьеру. Может, он и не чувствовал ничего, но поступал, как человек, заботился о нас, сострадал, протянул руку помощи. Ради равновесия? Что за вздор.
— Как же я ошибся, — тихо сказал Пьер, будто самому себе.
— В чем? — вздрогнул я.
— Видишь ли, Филипп, у твоего брата есть предрасположенность к магии пустоты так же, как и к светлой. А у тебя её не было. Я ведь проверял. Разве я мог подумать?
— Не совсем понимаю, что ты имеешь в виду, — нахмурился я.
