Но – странная картина. Человеку неудобно стреляться лежа. Никогда ни о чем подобном не слышал. Попробуйте лежа приставить дуло к собственной груди.
Однако если Кирсанов вдруг убил самого себя в лежачем положении (или его убили), тогда пуля должна пройти навылет и застрять в матраце под ним, под трупом, или в полу.
Но нет. Вот же она, пуля. Над головой лежащего. Она вошла в спинку кровати красного дерева. Значит, убитый в момент выстрела сидел. И, стало быть, подтверждается версия самоубийства?
На прикроватной тумбочке – записка. Сначала аккуратно сложенная втрое, а потом расправленная. Я присмотрелся. Там аккуратным почерком написано, что, мол, кончаю с собой и в смерти моей прошу никого не винить.
Не трогая, я снял письмо на телефон. Затем сделал несколько фотографий трупа, потом – убранства комнаты, а также крупно – входного отверстия пули в спинке кровати.
Издалека, с улицы, послышались приближающиеся вскрикивания сирены.
Я поспешил выйти из комнаты, и мы с Аркадием отправились в обратный путь – по общему залу второго этажа в другое крыло и по лестнице к выходу. Попутно я инструктировал молодого человека:
– Про то, что я частный сыщик, никакой полиции знать не надобно. Я просто гость, старый друг семьи, прибыл к Павлу Петровичу на юбилей. И отца своего по моему поводу предупредите.
Однако инкогнито мое было раскрыто немедленным и самым прозаическим образом.
Из «расписного» полицейского «Дастера» вывалился не кто иной, как мой давний кореш по службе в российской еще милиции Юрик Пшеничный.
– О, Пашка! – восхитился он. – Как ты здесь?!
– А ты?
– Я-то, блин, по делу. Осмотр писать.
– Ты в Следственном комитете?
– А ты так и прозябаешь в народном хозяйстве? Вольная ищейка? Только не говори мне, что друг семьи и случайно заглянул на огонек. Чую! Вынюхиваешь, высматриваешь. Ну, пошли, покажешь мне тогда труп. Презентуешь, можно сказать. Может, тебя понятым на осмотре сделать? Но нет, вдруг узнают род твоих занятий, потом хлопот не оберешься – почему допустил.
Юрка был говорлив. Я понимал почему – от него самую малость потягивало старыми дрожжами и свежевыпитой рюмкой.
У меня тоже так бывает, если удачно похмелиться: нападает несвойственная мне говорливость.
– Вот вы, гражданин, – обратился он к Аркадию, – вы кем потерпевшему приходитесь?
– Племянник.
– А ближе родственники имеются?
– Брат погибшего.
– А жена, дети?
– Он холостяк.
– Тогда будете выполнять обязанности ближайшего родственника. Давайте, гражданин племянник, доберитесь-ка до кого-нибудь из ваших соседей и мобилизуйте мне двоих граждан на роль понятых. Пусть паспорта с собой не забудут. Или, если соседи заартачатся, сгоняйте даже лучше к магазину, там за пузырь народ сговорчивый. Вы хорошо меня поняли? Приступайте. А ты, друг мой Пашка, веди нас к трупу.
Вместе с Пшеничным в усадьбу прибыл еще один дядька, унылый, вислоносый и вислоусый – он тащил с собой чемоданчик эксперта. Вдобавок с ними приехала довольно хорошенькая докторица – видать, захватили ее по пути засвидетельствовать смерть, чтобы «Скорую» не гонять.
– Упокойник, говорят, большой чиновник? – продолжил по дороге выспрашивать мой кореш.
– Вроде того.
– А ты знаешь, что это уже второй по счету огнестрел в усадьбе? За истекшую неделю?
– Что?! – Для меня это был удар под дых.
– Ага. Третьего дня сюда Сашка из райотдела приезжал, оформлял. Он мне шепнул. Имело место неосторожное, как говорят, обращение с оружием. Гражданин незалежной, зовут, кажется, Глеб Анчипенко – он здесь, в усадьбе, работает – стрелял в гостя, молодого парня Евгения Базарова. Знаешь такого?
Евгением Базаровым звали того самого друга Аркадия.
И у него как раз имелись неприязненные отношения с покойным, Павлом Петровичем.
Интересно все заворачивается.
– Оба (как сказал мне Сашка), и украинец-слуга, и этот гость, Базаров, дудят в одну дуду: решили пристрелять дареную «тэтэшку», побомбить по мишеням. Поехали на опушку леса. Но слуга тот случайно нажал курок, ранил гостя. Однако, по словам Сашки, похоже, что-то они темнят. «Тэтэшку», говорят, выбросили в реку.
«Недовыбросили», – подумал я, вспомнив пистолет, кинутый на полу в комнате убитого.
– Да, придется оформлять все, чтоб комар не подточил… – продолжал вполголоса говорливый Юрец, покуда я вел его к месту последнего упокоения гражданина Кирсанова. Позади нас влеклись докторица и эксперт, и он что-то девушке тихо вкручивал, отчего та смеялась. Это кокетство было явно не по нутру Пшеничному, он бы и сам за докторицей приударил – но дело, дело! Оно прежде всего!
– Ты-то сам, Пашка, как думаешь? – расспрашивал меня Юрочка. – Действительно упокойник самолично Богу душу отдал? Или помогли ему?
– Странное время для самоубийства.
– А что?
– У мужика сегодня юбилей. Полтинник. Гости собираются. Кейтеринг. Барды.
– Йэх ты! И впрямь странно. Хотя помнишь тот случай суицида? Лет пятнадцать назад? В одном крупном издательстве?
– Не, не помню.
– Парень, молодой, лет тридцати, только женился. Недели не прошло после свадьбы. Место работы хорошее, должность высокая, зарплата. Казалось, живи да радуйся! Гуляй в медовый месяц! А он пришел рано утром на службу, отправился в сортир – и оттуда выпрыгнул с шестого этажа на асфальт. Всмятку.
– Всяко бывает.
– Вот и я о том. Может, на чиновника дело завели? Мы или смежники?
8 Надо будет, кстати, проверить. Или просто проштрафился. И решили его куда-нибудь в Брянскую область перевести… Ты-то, Паша, скажи, сам – чего здесь?
– В гости приехал.
– Паша, слушай, принцип «услуга за услугу» знаешь? Ты – мне, я – тебе. Будешь темнить – и я с тобой хрена с два информацией поделюсь. А если ты чистосердечно – то и я с тобой в открытую.
– Ну хорошо, позвали. Честно скажу тебе, Юрочка: зачем – не знаю. Пришел ко мне этот племянник погибшего, Аркадий (что вас встретил и понятых теперь добывает). Нанес нелепостей. Я так и не понял в точности, что ему надо было. Говорил, предчувствует что-то. Боится за дядю или за друга своего. Евгения, кстати, Базарова.
– Того самого, раненного якобы по неосторожности?
– Именно. Конфликт, говорит, между ним возник и Павлом Петровичем – погибшим. А у дяди юбилей. Поэтому типа необходимо мое присутствие. А так как пришел чувак по рекомендации и платить за мои услуги согласен был полной горстью – почему бы не помочь?
