Мать гврт: нчью из кмнт Евг выход жнщн. Кли его.
Я понял, что Пшеничный писал мне тайком, вслепую, не прерывая допроса. Впрочем, расшифровать можно было без труда: Мать говорит: ночью из комнаты Евгения выходила женщина. И приписка: Коли его!
Понятно, Базаров врет. Возможно, из благородных побуждений. Как, типа, истинный джентльмен и мужчина.
Я напомнил ему, что я частный сыщик и моя основная задача – ничем не навредить людям. Кроме преступника, разумеется. И добавил:
– Обещаю, сохраню все, что вы тут вчера творили, в тайне. Если только это не убийство. Поэтому прошу вас, скажите, кто еще, кроме Глеба, приходил к вам этой ночью. Фенечка?
– Фенечка? – вылупился на меня он. – Ну, нет. Как я могу так поступить с хозяином дома!
– Значит, его мать? Сорок первого года рождения?
Он кисло усмехнулся моему солдафонскому юмору.
– Вы обещаете, что не будете эту даму впутывать?
– Если она не убийца.
– У меня ночью здесь была Елена Сергеевна.
– Соседка?
– Да. Одинцова. Мы сговорились еще вечером, во время ужина. Потом ко мне явился этот Глеб со своей бумагой. Я не чаял, как его поскорее выставить, поэтому и согласился взять записку, лишь бы отделаться от него побыстрее. Ну, а после пришла она.
– И долго она пробыла у вас? Во сколько ушла?
– Если честно, не знаю когда. Заснул.
– Как-то не по-молодому. Не впечатлила?
– Давайте вы свои мужланские намеки оставите при себе.
– Почему? В контексте убийства той же ночью все важно. И сколько раз, и в каком помещении дело было, и спал ли, когда ушла.
– А что значит – в каком помещении?
– Ну, у вас тут и ванная есть. Да и погода хорошая, можно траву-мураву измять.
– Нет, ничего мы не мяли. А про Елену Сергеевну – да, приходила. В половине первого ночи, по-моему. Когда ушла – не знаю. Взяла ли записку – тоже не ведаю.
– Но раз вы заснули, значит, дверь за ней не заперли.
– Да, не запер. Но я и вообще никогда тут не запираюсь.
* * *
Что ж! Настала пора навестить Одинцову.
Я позвонил Аркадию и обратился к нему за помощью.
Мы встретились с молодым человеком на крыльце.
Прогулялись, и он указал мне на неприметную калитку в боковом заборе. Нажал на кнопку замка – тот щелкнул и отворился.
– А со стороны Одинцовой – такая же система? Можно войти безо всякого ключа?
– Там кодовый замок и простой код – две семерки. Все его знают.
Я ступил на участок «соломенной вдовы» Елены Сергеевны.
Дом здесь тоже стоял на пригорке. Решен он был совсем в ином стиле, чем у Кирсановых. У тех – барская усадьба. Тут – модерн и хай-тек: квадратные окна-иллюминаторы во весь первый этаж, угловатые базальтовые столбы навеса. А перед самым домом, на уровне чуть ниже, – огромный бассейн с изумрудной водой, в длину такой же, как дом. И пара шезлонгов у кромки воды, тоже в стиле хай-тек.
И на одном из них раскинулась роскошная женщина лет на вид тридцати пяти, в одних трусиках и темных очках. Она лениво листала глянцевый журнал. Тело ее свидетельствовало о тщательном, ни на день не прекращающемся и многомиллионном уходе: груди торчком, живот без примеси жира, бедра без капли целлюлита. Глядя на то, как я приближаюсь, она улыбнулась и выпятила грудь. Красавица явно хотела меня смутить – но я и не такое видывал.
– Вы кто? – спросила она, тем временем нашаривая верхнюю половину купальника и без тени стеснения, не спеша, надевая и застегивая ее.
Я представился.
– Зачем вы здесь?
– Можно это я вас кое о чем спрошу?
– Вопросы здесь задаю я, да? Школу милиции заканчивали, да?
– Где вы были вчера вечером?
– У соседей была. У Кирсановых. А что?
– Когда вернулись в дом?
– Часов в двенадцать. В начале первого.
– А какие отношения вас с ними связывают?
– Дружеские, соседские.
– А с Павлом Петровичем Кирсановым вы в интимной связи состояли?
– Ну, вы и спрашиваете! Я, между прочим, замужняя женщина. И по какому поводу допрос?
– Ваш любовник, Павел Петрович Кирсанов, мертв.
Мне была интересна ее реакция.
– Боже мой, – выдавила она, и я так и не понял, была ли весть о случившемся для нее внове. – Ф-фу, вы меня напугали. Садитесь, – она указала на соседний шезлонг. – Хотите что-нибудь выпить?
– Воды без газа, не холодной, безо льда.
Одинцова нажала на кнопку лежавшей рядом рации и повторила мое распоряжение в нее.
Через минуту к нам подбежала то ли тайка, то ли филиппинка со стаканом. Я взял его и протянул Елене Сергеевне.
– Зачем мне?
– Потому что разговор пойдет о неприятных для вас вещах. Вы, чего доброго, начнете врать – а ложь, как известно, сушит полость рта. Язык начинает скрестись о внутреннюю поверхность щек, сохнут губы.
– Лучше скажите, что случилось с Павлом.
– Пока не ясно. Как вы с ним вчера расстались?
– Как все. После ужина. Он пожелал всем спокойной ночи и пошел к себе.
– Давайте чуть подробнее. Итак, вы вчера у Кирсановых ужинали. Ужин закончился. И – что? Кто первый встал из-за стола? Кто за ним? Вспомните поподробнее.
– Первой вроде Фенечка ушла. Раньше всех. Еще часов в одиннадцать. Сослалась на ребенка. Ну, мы еще немного посидели – и отправились восвояси.
– Что, прямо все одновременно?
– Ну, нет. Первым вроде Евгений ушел… Потом, спустя какое-то время, Николай Петрович…
– А слуги?
– Они все рядом крутились… Подавали, убирали… Хотя нет – потом Глеб ушел, Нина одна осталась. А вы что, меня в чем-то подозреваете?
– А Павел Петрович сидел до последнего?
– Ну да, он один из последних ушел.
– Может, он вас дожидался?
– С чего бы?
– Так ведь вы же с ним в интимной связи состояли.
– Вот давайте не будем про мои интимные связи! И очень даже глупо с вашей стороны, да и с его, предполагать, что между нами вчера что-то могло быть.
– А может, Кирсанов вас не для этого вчера выпасал…
– А для чего?
– А для того, чтобы понять, куда вы после ужина пойдете.
– Глупости вы несете!
– А! Покраснели! Конечно, Павла Петровича заело ретивое. Как же это вы вдруг – раз, и в постели его главного недруга окажетесь!
