– А у самого Павла Петровича об обстоятельствах его юной жизни спросить нельзя?
– Нельзя, – отрезал Синичкин. – Умер он недавно. Убили его.
Я поглядела в Яндексе на панораму и фотографии дома, где прописан был покойный. И впрямь роскошное место, сталинского ампира здание с высоченными потолками на самом Садовом кольце.
Прогуглила его фамилию – узнала, что он в подмосковном правительстве чин известный, что интервью не дает, в социальных сетях аккаунтов не имеет. Точнее, все уже в прошедшем времени: интервью не давал, аккаунтов не имел.
Так проходит мирская слава – и кому теперь нужны его апартаменты с высоченными потолками в понтовом месте, в понтовом доме? Точнее, кому-то они и нужны, и не ради них ли его убили?
Я вздохнула и отправилась выполнять поручение Синичкина.
К сожалению, да, у нас с Пашкой такое распределение ролей: он сидит на месте, важничает и командует. Я ношусь по городу, исполняя принцип: как потопаешь, так и полопаешь.
Евгений Базаров
Евгений Базаров воспитывался в многодетной семье в уездном городе С. Тверской области. Детей там было шестеро, из них четверо приемных. Он – в том числе. Его воспитатели никогда не скрывали, что он неродной, но окружали его, как и всех приемышей, подлинной любовью. Когда спрашивал про подлинных родителей, говорили, что умерли. Он особо ими и не интересовался.
Во все время учебы с ранних классов школы Евгений демонстрировал недюжинные способности. Ему прекрасно давались английский язык, математика. Чуть не с третьего класса он увлекся ботаникой, зоологией, биологией, чуть позже – генетикой. Побеждал в олимпиадах.
Вопрос, кто он и откуда родом, его не занимал – ему было достаточно подлинной любви приемных родителей. Так продолжалось до момента его поступления в вуз – он блестяще выдержал экзамены и стал студентом биофака МГУ. Тогда же он спросил у тех, кого привык называть и считать отцом и матерью, о судьбе своих подлинных родителей.
Они назвали ему фамилию. Мать его, сказали, умерла, когда мальчику не исполнилось и двух лет. С отцом они находились в разводе. Первоначально Евгения взялись воспитывать дед и бабка – родители погибшей мамаши. Однако в течение двух ближайших лет оба, люди немолодые, отдали богу душу. Тогда Евгения столь счастливо усыновили – тверские Базаровы.
Став студентом, он задумался: ладно, мать родная умерла, равно как и дед с бабкой. А отец? Ведь он же, возможно, жив? Почему бы не разыскать его?
Римма
Мы с Синичкиным давно знаем: будешь в присутственных местах говорить правду – что ты из детективного агентства и тебе нужна информация, – и обдерут как липку, и не скажут толком ничего. Почему-то в глазах наших делопроизводительниц (как правило, исключительно женского пола) частные сыщики – люди неизменно богатые, которых следует всячески раздаивать.
У Пашки методы получения инфы в основном на мужском обаянии базируются. Мне же приходится жалостливые истории придумывать.
Мифы о пропавшем брате глубоко укоренились в отечественном коллективном бессознательном (да-да, я и подобными терминами, между прочим, свободно оперирую). Чего стоит хотя бы сказка о братце Иванушке и сестрице Аленушке.
А потом на эту же педаль активно давили индийские мелодрамы и латиноамериканские мыльные оперы – так что жалостливые истории о пропавшей кровиночке до сих пор вызывают в женском нашем народонаселении живейший отклик.
Ну, и о попутном умасливании тоже не стоит забывать.
Памятуя о том, что человек, следы которого я ищу, принадлежал, по словам Пашки, к советской элите, я решила начать свои изыскания в столичном Первом загсе. Его еще до сих пор называют «Пушкинским» по имени переулка, в котором оный находился и который давно уже переименован в Малый Зачатьевский.
Да, сильные мира сего в советские времена бракосочетались именно здесь. Недоступны были тогда заграницы. К подъезду подкатывали украшенные пупсиками и разноцветными ленточками черные «Чайки», торжественно выплывали из лимузинов невесты, распивали на крыльце припасенное «Советское» шампанское.
Сейчас загс тоже не простаивал.
Дубовые двери, роскошные интерьеры.
Меня атаковали раздатчики флаеров, предлагающие лимузины, фотографов, путешествия, а то и вовсе «свадьбы под ключ» – явно принимали за невесту, решившуюся подать заявление и поджидающую припаздывающего жениха.
Откуда-то со второго этажа грянул марш Мендельсона.
Окружающая обстановка, честно скажу, тронула даже меня. Какая девушка не мечтает в глубине души о свадьбе!
Хотя, честно скажу, единственный парень в моей жизни, с кем я хотела бы и могла сочетаться, – это Пашка.
Но с другой стороны, у нас уже был опыт совместной жизни – разве что без регистрации обошлись.
И ни к чему хорошему он не привел. Хотя нынче иногда мне вступает идея: а может, дать Пашке еще одну попытку? Не исключено, что, наученные горьким опытом, мы станем с ним бережней относиться друг к другу – и к совместным чувствам?
Но это все лирика.
Пока что меня влекла в загс презренная проза. Архив заведения помещался в цокольном помещении, вход со двора, и никакой торжественности. За дверью, обитой железом, скучала в окошке дама средних лет неопределенной внешности и возраста. Хорошо, что никакой очереди и ничто не мешало мне распушить перед ней яркие перья моего вымысла.
– Девушка! – проникновенно молвила я. – Я ищу своего брата! Только вы мне можете помочь! – Дама заинтересовалась. – У меня недавно умер отец. А он гуляка был еще тот. Особенно по молодости. И в восьмидесятые годы папашка мой впервые женился. Здесь, у вас, в этом загсе. – Я сказала со всей определенностью, хотя совершенно не была в этом уверена. – Брак тот, самый первый, у отца ужасный оказался. Он про него ничего даже рассказать не хотел. Ни имени невесты, ничего. Но они прижили вместе ребеночка.
В том, что ребенок в действительности был, я тоже очень сомневалась, однако вещала как о неоспоримой истине.
– Потом отец от этой ужасной женщины ушел. И никаких отношений с первой семьей не поддерживал. Постарался вычеркнуть их из своей жизни. И не помогал им, ни алиментов не платил, ничего. Наверное, это несправедливо, конечно, с его стороны было, правда? Мы ему с матерью даже говорили об этом, но он слышать не хотел, – я исподволь вовлекала тетеньку в свой рассказ, заставляла сочувствовать и соучаствовать.
И дама согласно покивала.
– И мы ему с мамой сколько раз твердили: найди ты их все-таки. Может, они в помощи нуждаются. Тем более он, в общем, не крез, но человек не самый бедный. А отец – нет, нет, ни в какую. «Она, – говорил, имея в виду свою бывшую, жену первую, – стерва и гадина. Столько мне крови попортила, так со мной обращалась – видеть ее не могу и слышать ничего о ней». Мать моя ему внушала: «Павел (Павел Петрович отца звали), не по-божески это. И ребенок твой ни в чем не виноват. Надо ему помогать». А он – наотрез. И вот так – до самой до своей смерти.
