Во-первых, там имелась купчая на дом и на участок в городском поселении Хауп на имя обоих братьев Кирсановых в равных долях. (Участок – пятьдесят соток, полгектара, целое богатство. Да и дом в сумме – более тысячи метров, по пятьсот сорок квадратов на каждого.)
Лежали копии документов на квартиру – ту самую, в Архитектурном переулке, где проходили первые встречи Николая Петровича с Фенечкой и где их спалила его супруга Мария. Квартира теперь оказалась переписанной, увы, на имя бывшей жены, Огузковой. Там лежали ксероксы, рассказывающие предысторию той самой мастерской, некогда принадлежавшей старичку, где произошла их первая интимная встреча. Мастерская теперь тоже по мировому соглашению отошла, как и квартира, Марии. Ох, много она получила, эта его жена первая! Квартира пятикомнатная, почитай, в самом центре Москвы, рядом с Садовым и Грохольским переулком, да мастерская вообще в самом центре! Миллионнодолларовое достояние! Была бы она, Фенечка, поопытней да помудрей, она бы ни копейки этой старой грымзе не оставила, все бы у нее отжала! Как – она не знала, но не упустила бы.
Да ведь, может, и теперь не поздно отжать?
Кроме того, валялось в сейфе и всякое барахло: кирсановский диплом, ПТС на его машину, но… Нашлась и еще одна бумага, которая девушку заинтересовала.
То была копия свидетельства о праве собственности на еще одну квартиру в столице, принадлежащую опять-таки в равных долях Павлу Петровичу и Николаю Петровичу Кирсановым. (Что-то много у этих братьев всего пополам, пора кончать эту порочную практику!) Квартирешка была, конечно, крошечная, однокомнатная, всего 29 квадратных метров, и кухня пять с половиной квадратов – зато в самом центре. Девушка тут же ее прогуглила: да, Фонарный переулок, неподалеку от мастерской, так бездарно профуканной старичком (да и самой Фенечкой, чего уж там греха таить!).
А ведь «папик» никогда о существовании этого жилья даже не заикался! Что это?! Еще одно убежище для тайных встреч, которые он приберегает на будущее? Когда Фенечка надоест и надо будет искать ей замену? А то, может, и сейчас он квартирешку эту пользует, чтобы тайно встречаться с новой полюбовницей?! Или…
Девушку заело ретивое.
Запасные ключи – от дома, гаража, сарая, от всех гостевых комнат в доме – обычно у Николая Петровича висели в доме, в шкафчике в кладовке. Имелась среди них и одна неопознанная пара с «таблеткой» от домофона и брелком от сигнализации. Раньше Феня им значения не придавала. Ну, думала, может, от бывшей квартиры старичок сохранил – на случай, если экс-женушка в одночасье помрет или соседей зальет, находясь в отъезде. Но теперь решила присмотреться к незнакомым ключам повнимательней. Точнее – чего там присматриваться? Надо действовать!
Она сделала в металлоремонте копию всех ключей на связке. Приныкала их в багажнике своего «мерсика», в автомобильной аптечке – все равно туда никогда никто не заглядывает. Вернула оригинал на место. И однажды под предлогом маникюра-педикюра-косметических процедур выскользнула из дома и направилась прямиком в Фонарный переулок.
Приехала, припарковалась. Затаив дыхание, прижала «таблетку» домофона – он открылся: значит, не напрасно? Значит, с ключами угадала?
Поднялась на пятый этаж, под самую крышу. Всего две квартирки на площадке, похоже на мансарду, и потолки ужасно низенькие. Она постояла у двери, послушала. Все тихо.
Нажала кнопку на брелоке: снять с охраны. За дверью что-то щелкнуло. Вставила ключ, повернула. Его заело, она даже подумала – ошиблась! Но потом туго, со скрипом, провернулся. Так же и со вторым замком – семь потов сошло, пока открыла, думала даже в машину за баллончиком универсальной смазки спуститься. Наконец дверь заскрипела, а там!..
А там – ничего особенного. Полно пыли – наверно, тут несколько лет никого не было, ничья нога не ступала, никто не прибирался. Полутьма. Плотные гардины закрывают окна. Жаль, она не взяла с собой фонарик, включать свет было стремно. Но вскоре глаза к сумраку привыкли, девушка встала по центру комнаты, огляделась по сторонам.
И – да, недаром она все-таки училась в универе худпромдизайна, недаром преподавателем ее (и невенчанным мужем!) был сам старик Кирсанов!
Феня сразу же поняла: это богатство! Вот она, та самая коллекция, о которой толковала бабка! Она не могла, разумеется, навскидку определить, сколько стоил тот или иной предмет – да и тем более цены на них все время менялись, подстегиваемые модой, колебаниями курсов валют, наглостью или скромностью продавцов, провенансом и еще бог знает чем. Можно было лишь оценить в самых общих чертах: да, это капитал. Потому что буквально ни единого места живого не было на стенах, все они, вплотную друг к другу, не давая лишнего сантиметра, от пола и до потолка были завешаны картинами. Да какими! Хаотично, без музейной определенности, совершенно вперемешку, где икона семнадцатого века соседствовала с русским авангардом начала двадцатого, махровый соцреализм перемежался кем-то страшно похожим на Фалька, а натюрморт в стиле Рембрандта (а может, и сам Рембрандт?) висел вплотную с (кажется) Кандинским.
Из мебели в комнате имелся только диван.
Такой, знаете ли, его величество диван, дореволюционный, кожаный, скрипучий, с латунными гвоздями. А еще – книжные полки. И все пространство, что не занимали картины, забирали книги. И тоже непростые, не какая-нибудь советская «Королева Марго» или собрание Пушкина. Фолианты там были сплошь старые, раритетные. И конца позапрошлого века, и начала двадцатого столетия, и дореволюционные, но более всего – советских двадцатых и тридцатых годов. Много альбомов, художественных и фотографических. Множество поэтических книг: Маяковский, Пастернак, Цветаева. Иные – с автографами на первых страницах. Мелькнуло: «Золотому Николаю Петровичу – в знак немеркнущей памяти».
Вот она где, оказывается, коллекция. Вот она, в собственности у братьев! Настоящая лавка древностей! Подлинная пещера чудес!
И это богатство она, Фенечка, в отличие от бездарно уплывших к Марии кирсановской квартиры в Архитектурном переулке и мастерской, – не должна упустить.
Девушка, подчиняясь наитию, взяла одно из изданий. Огромный альбом. Коленкоровый переплет, конструктивистский стиль. Фотографические коллажи (в ту эпоху явно сработанные художником вручную, клеем и ножницами): над трубами, фабриками, паровозами, массами, газетными заголовками царит Сталин вышиной с фабричные трубы. Автор Эль Лисицкий, «СССР на стройке», Изогиз, 1933 год издания.
Книга – это не картина. Вряд ли у братьев даже есть подробный каталог имеющейся у них библиотеки.
Фенечка достала из сумочки полиэтиленовый пакет. Бережно уложила туда альбом.
Посмотрела в инете адреса ближайших букинистических.
Если уж решила действовать, действовать следовало быстро.
В тот же день молодуха объехала трех ближайших букинистов. И везде – да, везде, это был хороший признак – книгу предложили у нее купить. По тому, как загорались глаза оценщиков, и по тому, сколь делано-равнодушным становился их тон, подруга Кирсанова поняла: фолиант и впрямь представляет ценность. В одной лавке ей посулили семь тысяч, в другой десять и в третьей пятнадцать. Там, где пятнадцать, Фенечка оспорила: «Нет, двадцать пять», – и по тому, как оценщик сразу согласился, она мгновенно поняла: продешевила.
