Потом прогулялся на рыбный рынок. Там торговля шла в полную силу. Туда всё ещё подвозили на тележках и подносили в корзинах свежую рыбу с причаливших неподалеку лодок и баркасов. Я заметил, что рыба в лодках была уже рассортирована по названиям или величине. Большую часть, в основном средней и примерно одинаковой величины, сразу отвозили на засолку, маринование или вяление. Еще часть — на изготовление гарума, соуса-приправы. Рыночный продавец этого соуса рассказал мне, что рыбу укладывают в керамические сосуды в три слоя — травы (какие — секрет фирмы), рыба, соль, чередуя их до заполнения, и ставят в теплое место тухнуть на неделю, потом, перемешивая, томят еще месяц. Образовавшаяся жидкость — и есть гарум. Самый лучший получается из анчоуса или его смеси со скумбрией, но можно делать из любой рыбы, даже из рыбьих кишок. Теперь понятно, что дает наибольший вклад в городскую вонь. Вкус соуса меня не впечатлил, в отличие от его цены. Остальную рыбу, более дорогую, дешевую или нестандартную, продавали на рынке. Здесь было всё, что водится в Черном море, включая белугу, осетра и султанку (местные называли ее по-другому) — рыбу сантиметров до сорока, с усиками и без желчного пузыря, благодаря чему ее можно было готовить, не потроша. Очень вкусная, кстати, и дорогая. Как-то пробовал ее в турецком ресторане. Султанкой ее назвали турки, потому что считалось, что из-за дороговизны ест ее только султан. Продавались и катраны, ради которых я пришел. Точнее, мне нужна была их печень. Мясо катрана невкусное, хотя есть любители. Кому нравится леденец, кому — свиной хрящик. Здесь катранов покупала беднота. В двадцать первом веке основными пожирателями акульего мяса стали богатые русские туристы, чтобы, вернувшись с курорта, с важным видом заявить: «Да, съел там пару акул». Это как вернуться из России и гордо заявить: «Да, съел там пару мешков вермишели быстрого приготовления». Печень у катрана большая. Поэтому я договаривался с потенциальным покупателем, что оплачу половину стоимости рыбы. Продавец разрезал катрану брюхо и отдавал печень мне, а остальное покупателю. Пользуясь такой халявой, одна бабка купила сразу трех. Меня уже знали, как покупателя со странностями, поэтому никто не удивился.
Я отнес эту печень Елене и попросил вытопить из нее жир на водяной бане. Объяснил, что буду использовать его, как лекарство от разных язв, геморроя, для заживления ран. При попадании на рану или язву, акулий жир дезинфицирует ее и быстро заживляет. Акула — единственное животное на нашей планете, которое не болеет никакими инфекционными заболеваниями. Мне это средство подсказал однокурсник по мореходке, когда у меня после развода с женой появилась язва желудка. Я проверил. Действительно, помогает, и лучше любых таблеток и инъекций. Елену нисколько не удивила моя просьба. В эту эпоху народная медицина была ведущей. Хотя в городе видел надписи на стенах, которые извещали, что здесь принимает лекарь. Причем были и узкие специалисты: глазник, травматолог, по камням в почках, по вправке грыж, позвоночника. Не знаю, чем именно страдала Елена, но мой рассказ об акульем жире заинтересовал ее. Мы договорились, что она наполняет мою бутылочку, а оставшееся заберет себе. К вечеру я получил полную бутылочку, а через три дня Елена мне скажет, что акулий жир помог и ей.
После обеда я бегал в доспехах и с оружием по поляне. Поскольку под кольчугой была стеганка, потертостей избежал, но пропотел раза в два сильнее. Заметил, что начинаю привыкать к нагрузке, уже не так раздражают ножны, которые бьет по ноге, и шлем не норовит слететь при каждом удобном случае. Гарик тоже больше не бегал за мной. Он сразу улегся в тени и занялся перевариванием очень обильного обеда.
Вечер опять провел с Дулоном. Как бы между прочим попросил показать приемы фехтования.
— Мы топорами бьемся, — сказал я в оправдание.
— Как лангобарды, — поверил мне гет. — Сражался я с ними пару раз. Отчаянные ребята. Бывало, одним ударом раскалывали шлем и голову напополам.
Ничего особенного он мне не показал, только как отбивать удар другого меча или копья. Так понял, в свалке сильно не пофехтуешь, там кто кого перерубит.
— Да, длинным мечом хорошо с коня рубить, — подтвердил Дулон, — или когда нападают россыпью и немного. А когда строй вдавится в строй, там лучше кинжалом или коротким топором.
Я обратил внимание, что местные солдаты крепят кинжал на правое бедро. Наверное, оттуда его удобнее вынимать в тесноте.
На следующее утро пошел получать заказы. Лук, рычаг и вкладыши были сделаны на славу.
— Что ты будешь с ним делать? — спросил кузнец.
— Стрелять, — ответил я и показал, будто натягиваю тетиву и отпускаю стрелу.
Кузнец не поверил:
— Сил не хватит.
— Рычаг поможет, — подсказал я.
— А-а, гастрофет хочешь сделаешь? — предположил он.
Я не знал, что такое гастрофет, но подтвердил. Потом спросил у Дулона. Оказалось, это тяжелый арбалет для защиты укреплений, при натягивании его тетивы надо наваливаться на рычаг животом (гастром).
Столяр тоже справился с заказом. От него я перешел к лучнику, где получил колчан с тридцатью болтами, четыре тетивы, нужного размера и тщательно навощенные, и пучок оленьих сухожилий. Я раньше не видел оленьи, использовал бараньи, но решил, что лучник этого не знает, думает, что я большой специалист, и приготовил именно их. За дополнительную плату поручил ему вставить и закрепить лук в ложе с помощью седловины и уздечки из оленьих сухожилий. Седловину надо было положить плоской стороной, имеющую ту же ширину и кривизну, что и лук, на середину спинки лука. Если его натянуть, выступы седловины попадут по обе стороны ложа и не позволят соскользнуть обмотке, которая образует уздечку и закрепляет лук. Сухожилия надо было размочить, а потом наматывать. Как именно, я показал с сухими. Когда-то я сделал всё это сам, но уверен, что у профессионала получится лучше. Договорились, что к завтрашнему утру будет готово.
Замки для арбалета тоже были готовы, всё точь-в-точь, как я просил. Мне нравилось, как работают здесь люди. Все друг друга знают, так что халтурить себе дороже.
Я прогулялся в порт, полюбовался судами у причалов и на рейде. Поинтересовался, сколько получает матрос. На парусном судне — два солида в месяц, на галере — три. В капитанах нужды не было.
Затем пошел на расположенные рядом судостроительные верфи. На одной строили боевую галеру, дромон, метров пятьдесят длиной. На двух соседних по торговому судну, нефу, один длинной метров тридцать, другой немного меньше. На следующей заканчивали на стапелях рыболовецкий баркас метров восемь длинной. Трудились над ним пять человек. Шестой, пожилой грек, руководил, время от времени помогая и руками. Если на дромоне и нефах обшивка корпуса крепилась встык, то на баркасе — внахлест. Наверное, чтобы усилить продольную и поперечную прочность, ведь он был беспалубный. Дождавшись, когда грек освободится, подошел к нему и спросил:
— Во сколько баркас обойдется заказчику?
— Почти все из его материала строится, поэтому около сотни солидов, — с готовностью ответил грек. Мне показалось, что он обрадовался поводу отвлечься от работы.
