— А если из вашего материала? — поинтересовался я.
— Тогда бы сотни две, две с половиной… — ответил он.
— А где берут материал? — продолжил я расспрос.
— Кто где. Можно в лесу в горах нарубить. Да только там тавров много, велика возможность не вернуться, — сообщил грек и добавил с ухмылкой: — Хотя ты умеешь с ними ладить!
— А сможете сделать по моему чертежу? — спросил я.
— Если не очень большой, то сделаем и по твоему. Только потом не нарекай, если потонет! — опять ухмыльнулся он.
— Не потонет, — уверенно сказал я. — Паруса тоже вы шьете?
— Нет, вон там, — показал он рукой, — мастерская.
Я попрощался с ним и пошел в парусную мастерскую. Это был большой ангар, в котором на полу были расстелены куски материи, которые сшивали длинными иглами с суровой ниткой несколько мужчин. Женщин не было. Видимо, работа тяжелая. Я нашел хозяина мастерской, узнал у него расценки на паруса из его материала и из своего. Разница получалась значительной. Осталось узнать, где изготовляют парусину — плотную ткань из конопли, потому что в Херсоне я видел только продавцов ее.
7
Когда я к обеду вернулся на постоялый двор, меня окликнул молодой иудей.
— Эй, длинный!.. Длинный!.. Длинный!
Поскольку я еще не привык считать себя длинным, не сразу среагировал, оглянулся только после третьего зова.
— Ты меня зовешь? — спросил я.
— Да, тебя, поговорить надо, — сказал он.
Все эти дни молодой иудей посматривал на меня ожидающе. Дулон рассказал мне, что завтра в городе погрузят товар и послезавтра утром обоз тронется в путь, а не хватает, как минимум, трех охранников. Наверное, сын Израиля готовился поломаться, но все-таки взять меня на работу. Называл он себя на римский манер Марком. Обычно иностранное имя берут созвучное со своим. Скорее всего, Марка звали Моисей или Мойша. Я дал ему кличку Моня. Такая была у моего приятеля, одесского еврея по имени Михаил. Одесский Моня был подтверждением того, что и в еврейских семьях не без урода: ростом метр девяносто, пьяница и не ссыкун. По моему глубокому убеждению, третье его достоинство было результатом второго, а не первого. С грехом пополам закончив в 1980-м году Одесский институт инженеров морского флота (ОИИМФ), он эмигрировал в Израиль. Оттуда как-то по пьянке позвонил нашему общему знакомому и пожаловался, что всю жизнь мечтал жить заграницей, и вот теперь живет в Израиле, а мечта осталась. Он умудрился перебраться в Штаты, пожил-таки заграницей и заимел прямо противоположную мечту. В 1987-м он вернулся в Одессу. После чего мы стали называть его «Дважды Еврей Советского Союза». Теперь Моня владелец сети ресторанов с морскими названиями — учеба в ОИИМФе не прошла даром.
— О чем ты хочешь поговорить? — спросил я херсонского Моню.
— Меня просили тебе помочь, сказали, что тебе срочно нужна работа, — ответил он, изображая на лице готовность пожертвовать ради меня многим, если не всем.
— А меня просили тебе помочь, сказали, что тебе позарез нужны охранники, — с таким же выражением лица сказал я. — Так что давай без дураков. Мои услуги стоят пять солидов в месяц.
На пять я, конечно, не рассчитывал, предполагал выбить четыре, что соответствовало бы, судя по словам Келогоста, моей нынешней репутации.
Жертвенность моментально сдуло с Мониного лица.
— Это ставка конного! — горячо возразил он, брызгая слюной. — Пешим я плачу всего три!
— Им ты можешь платить, сколько хочешь, а я стою пять, — сказал я и сделал вид, что сейчас уйду.
— Подожди! — попросил он. — Пять — это много! Давай за три с половиной!
— Четыре с половиной, — пошел и я на уступку.
После нескольких минут его брызганья слюной и моих демонстраций намерения уйти, сошлись на четырех солидах в месяц, тридцати фунтах провоза своего груза и условии, которое у меня возникло в последний момент скорее из нежелания отдать ему последнее слово:
— Все трофеи нападающих, кого я убью, мои, а если будет добыча, то мои два пая, как и у старшего охранника.
Половину добычи забирал хозяин обоза, остальное делилось по паям между охранниками. Моне было до задницы, как мы поделим, тем более, что в добычу он не верил. Добраться бы туда и обратно целыми и не обобранными.
— Договорились! — согласился он.
Мы ударили по рукам, после чего Моня подсунул, как он думал, подляну:
— Отправляемся послезавтра, так что плата тебе пойдет с послезавтрашнего дня.
— Хорошо, — разочаровал я его спокойным ответом. Мне аж никак не тарахтело грузить завтра его товар, о чем предупредил меня Дулон.
Вместо этого я сходил за арбалетом, ремнем для него и кожаной безрукавкой. Прямо в лавке надел безрукавку, продел в ее петли ремень и застегнул его. В левый нижний карман сунул платочек, который использовал, как носовой, в правый нижний пересыпал мелочь из пистона. Затем пристегнул новый ремень к арбалету, отрегулировал его длину, надел на плечо. Жаль, что в лавке не было большого зеркала, чтобы я увидел себя во весь рост и сам себе понравился. Остальные пока не доросли до моего понимания красоты, поэтому смотрели на меня с ухмылкой. Особенно их забавлял арбалет. Я услышал много версий, для чего он нужен, одна остроумнее другой.
Вчера вечером я спросил у Келогоста, какие товары пользуются спросом у антов. Из перечисленного им выбрал красивые ткани. Весят и места занимают мало, а стоят дорого. Или заработаю по-крупному, или влечу. Я купил пять рулонов самых ярких тканей, зная по опыту общения с африканцами, что примитив любит блеск. Отдал почти все свои деньги, осталось три солида и мелочь. Таких покупателей в этой лавке давно не видели, поэтому бесплатно запаковали мое приобретение в грубую ткань, зашив ее, и даже любезно согласились бесплатно доставить покупку на постоялый двор.
А я тем временем прошелся по продуктовым рядам. Моня по договору обязан был кормить меня, но интуиция подсказывала, что это будет один из пунктов, на котором он обязательно сэкономит. Я купил сушеного мяса типа бастурмы, только не острого, низку вяленой рыбы, головку сыра, несколько лепешек и туесок меда. Мне здесь катастрофически не хватает сахара. По пути на постоялый двор не удержался и съел пол-лепешки, макая ее в мед.
Ткани уже ждали меня. Келогост отдал их со словами:
— На этом много не заработаешь.
Я не сразу догнал, что он думает, что я повезу на продажу дешевую ткань. Не стал ему говорить, что внутри дорогая. Пусть и остальные так думают. Зависть — движущая сила неприятностей, причем для обеих сторон.
До обеда занимался арбалетом. Установил замок. Концы винтов заклепал, чтобы замок не выпал случайно, а тем более, не случайно. С помощью вспомогательной тетивы надел рабочую. Смотрелось всё неплохо. Осталось проверить в действии. Что я и сделал после обеда.
