Весной я нагрузил соленой и вяленой рыбой «Альбатрос», сократил его команду до восьми человек, забрав Агафона и Пифодота, потому что на веслах грести придется только в порту, недолго, и отправил в Константинополь. Сам же на «Альбатросе-2» отвез на Тендровскую косу две артели рыбаков, лодки, сети, тару, котлы, инструменты и съестные припасы для них. Гуннские старухи не только выжили, но и родили двух детишек. И коровы были с приплодом, двумя телками. Работавшие здесь в прошлом сезоне неплохо получили. Желающих теперь было хоть отбавляй. Так что набрал не шваль, как в прошлый раз, а людей посерьезней. Продукты для них были с моих ферм. Семен собрал хороший урожай. Особенно мне понравился выращенный им лук, крупный и сладковатый, и, само собой, арбузы, дыни и фрукты. А вина заготовили столько, что половину можно будет продать. Скифы тоже потрудились на славу, поставляя мясо, шерсть и сыры. Точнее, они занимались выращиванием скота и производством сыра, а отправкой товара — Гунимунд, которому я поручил присматривать не только за лесопилкой, но и скотоводческой фермой. У скифов оказалось довольно легкомысленное отношение к реализации продукции. Они были уверены, что обязаны одарить всех знакомых скифов.
С Тендры я вернулся в балласте в Херсон, где пополнил экипаж до четырнадцати человек. Из старых остались Хисарн, Агафон и Пифодот, Мила в качестве кока и ее сын юнгой. Взял еще четырех греков «чистыми» матросами, матросами-охранниками двух готов, Гунтериха и Аргаита, сыновей Гунимунда, и Сафрака по его просьбе. Мы с ним не то, чтобы сдружились, поскольку он всегда держал дистанцию, подчеркивая разницу в социальном статусе, но привыкли друг к другу. Я взял его с удовольствием, чтобы не растерять за навигацию приобретенные навыки фехтования. Четырнадцатым был освобожденного из плена сына хозяйки, продавшей мне ферму. Звали его Вигила.
Они с матерью пришли ко мне через день после нашего возвращения в Херсон. Вигила нес корзину с продуктами, принесенными в подарок.
— Это бог меня надоумил продать ферму! — искренне верила вдова. — Все меня отговаривали, но ОН во сне приказал мне: «Продавай!»
Интересно, а чтобы она делала, если бы не продала? Ждала следующего налета, когда отберут и продадут в рабство оставшихся детей? Но она поверила в то, что хотела. Переубеждать бесполезно. Женщины искренне верят во всё эмоциональное. Это сухие цифры им кажутся нереальными. Особенно ценники на красивых шмотках.
— Теперь мой сын — твой должник, — продолжила вдова. — Он отработает на тебя, сколько скажешь.
Тоже образец женской логики. Устроиться в ученики к хорошему ремесленнику или купцу — большая проблема. Я слыву хорошим. Некоторые судовладельцы намекали, что надо строже быть с матросами, не баловать их. Поскольку я спас Вигила, значит, просто обязан нанять его вместо опытного работника, избавить вдову от лишнего рта.
— Ладно, возьму его юнгой, — уступил я. — Но если будет страдать морской болезнью, спишу на берег.
— Даже если будет болеть, не жалейте его, — настаивала мать.
— Дело не в жалости, — сказал я. — Тогда он работать не сможет, а мне пассажиры не нужны.
Этот аргумент произвел впечатление. Договорились на один рейс, а там посмотрим.
И как по заказу на полпути до Босфора попали в небольшой штормик. Вигила держался нормально, ел много и жадно. У тех, у кого проблемы с вестибулярным аппаратом, при качке пропадает аппетит, а у беспроблемных наоборот усиливается. Мила в шторм горячее не варила, и по моему приказу выдавала дополнительную пайку сыра с хлебом.
В Константинополе, как договаривались, меня ждал Геродор на старой шхуне. Я нашел прошлогодних покупателей рыбы, договорились о поставке ее в течение всей навигации. Геродор разгрузился первым и пошел за оливковым маслом в Ираклий, который он называл на старый греческий манер Гераклионом. Там он купит оливковое масло, отвезет его Фритигерну, затем отправится за рыбой к Тендровской косе, а оттуда — в Константинополь. Если ничего не случится, «Альбатрос» будет до зимы мотаться по этому четырехугольнику.
Его младший брат «Альбатрос-2» под моим командованием займется решением более прибыльных задач. Мы пошли на Родос, где набрали полный трюм амфор с вином, почти в два раза больше, чем влезало в старую шхуну. Значит, грузоподъемность ее тонн семьдесят-восемьдесят. И шла, как мне показалось, немного быстрее, ведь общая площадь парусов увеличилась, благодаря более высоким мачтам и двум добавочным стакселям. Капитанская каюта была настолько просторнее, что я мог даже расхаживать по ней. Единственный недостаток, к которому, правда, я быстро привык, — шаги рулевых над головой. Ходили они босиком, так что шумели не сильно.
Переход от Родоса до Александрии занял трое суток. Ветер был почти попутный и умеренный до свежего. На третью ночь заметили огонь Александрийского маяка, подкорректировали курс на него. Во время перехода я в свободное время занимался с Сафраком, а все остальные осваивали арбалеты, которые заготовил на всю команду, кроме Милы и ее десятилетнего Савы. Пацаненок, кстати, освоился на шхуне быстрее всех. Любимым его местом было «воронье гнездо» на грот-мачте, где он по очереди с Вигилой нес вахту. Умел и с парусами работать. Если так и дальше пойдет, станет у меня капитаном.
В Александрии уже было жарко. И арбузы продавались. У меня большое подозрение, что я придумываю повод типа покупки специй, чтобы приплыть сюда, а на самом деле именно арбузы мне и нужны. И еще финики, халва и прочие сладости. В шестом веке я вдруг стал вульгарным сладкоежкой. Хотя уверен, что в двадцать первом съедал сахара намного больше да еще в чистом виде.
Кроме специй, благовоний и дорогих тканей купил здесь уникальную для данной эпохи карту Европы, Северной Африки и Малой Азии с сеткой меридианов и параллелей. Я помнил примерные координаты некоторых портов, проливов Гибралтар, Ла-Манш, Босфор, так что смог определить, что параллели нанесены через шесть градусов, а меридианы — через двенадцать. Мало того, что карта была очень точная, на ней, что меня больше всего поразило, были нанесены не только острова Мадейра, Канарские, Англия с Ирландией, но и Шетландские острова, и Фарерские, и даже Исландия и норвежский берег до мыса Нордкап. Интересно, кто ее составил в эпоху, когда большая часть населения уверена, что земля плоская? Обошлась мне эта карта по цене хорошей лошади. К ней прилагался тубус из черного дерева, водонепроницаемый, как меня заверил продавец, старый крючконосый финикиец. Пришлось к карте покупать и бронзовый квадрант — прибор для измерения высоты светила, предок секстанта, который состоит из пластины с лимбом в четверть окружности для отсчёта углов и планки для фиксации угла, прикреплённой к этой пластине одним концом. Высота солнца в полдень соответствует широте, на которой ты находишься. То есть получаешь одну линию положения даже в открытом море. Для определения второй, долготы, нужен очень точный хронометр, а самое точное, что здесь можно купить, — это солнечные часы. Они, кстати, у меня были на шхуне. По ним определяли время смены дневных вахт и приема пищи. Ночью менялись по звездам или луне, из-за чего вахтенные штурмана Агафон и Пифодот часто жаловались мне друг на друга. Но иметь хотя бы одну линию положения — лучше, чем ничего, особенно, если судно идет курсом, близким к меридиану.
