— Нет, ортодокс, — ответил я.
Это его удивило.
— Как зовут? — продолжил спрашивать дукс.
— Александр, — ответил я, потом вспомнил, что древние греки говорили «сын такого-то», добавил, — Васильевич.
Греческие имена удивили его еще больше.
— У меня был учителем ромейский монах. Он меня крестил и дал это имя, — объяснил я.
— Из какого ты народа? — спросил он.
Я хотел сказать, что славянин, но потом решил, что в данный момент у них с византийцами могут быть сложные отношения, поэтому ответил:
— Рус. Из Гипербореи.
О таком народе или о Гиперборее он вроде бы слышал, а может, и нет, но виду не подал и продолжил опрос:
— Как здесь оказался?
Я решил привести свой социальный статус к уровню данной эпохи:
— Плыл со своей дружиной в Константинополь наниматься на службу к императору, (такое, насколько знаю, практиковалось во все времена), но корабль затонул в шторм, один я спасся.
— Да, буря вчера была — не приведи господь! — он перекрестился.
Я тоже.
— Домой поедешь? — поинтересовался дукс стратилат Евпатерий.
— Один туда не доберусь, — ответил я.
— У нас бывают купцы из разных народов, — сообщил он. — А можешь остаться служить у меня. Хочу поменять командира конницы.
— Оптилу? — спросил я.
— Да, — ответил он и объяснил, почему: — Арианин. Не доверяю я им.
Предложение, конечно, интересное, особенно, если учесть, что купцов из будущего здесь не бывает. Вот только не умею я махать мечом и колоть копьем. Да и опыта верховой езды у меня всего месяц занятий по три раза в неделю. Была у меня одна мадам, которая увлекалась верховой ездой. Она меня и затянула туда. До сих пор помню, как я возвращался домой в раскорячку после первых занятий и как зудели натертые бедра и промежность. Зато мадам по несколько раз кончала во время скачки на лошади. Поняв, что с жеребцом мне не тягаться, по два часа без отдыха скакать на ней и даже под ней не смогу, я расстался с мадам и с конными прогулками. Но и совсем отказываться от предложения Евпатерия не стал: мало ли, как жизнь повернется?!
— Я подумаю, — сказал я.
Ромей кивнул головой серому человеку, лицо у которого при ближнем рассмотрении оказалось бабье, без щетины. Наверное, евнух. Он подошел к столу и молча поставил на край, ближний ко мне, открытую шкатулку, в которой лежало много золотых монет, и отошел на два шага.
— Вознаграждение за Тавра и второго бандита, — сказал дукс стратилат Евпатерий.
Шкатулка, наверное, не входит в вознаграждения. Я открыл теперь уже мою сумку, сдвинул в ней барахло к одному краю, а во второй начал бросать монеты, отсчитывая по десять. Весила каждая грамм пять. Мне раньше, когда мечтал о пиратских кладах, почему-то казалось, что древние золотые монеты были больше. Оказалось их семьдесят. Оптила говорил, что пятьдесят — за Тавра, значит, остальные двадцать — за лучника.
Быстрота, с какой я отсчитывал монеты, поразила ромеев.
— А читать и писать умеешь? — спросил дукс.
— Читал Гомера, Аристотеля, Вергилия, Овидия, Боэция и многих других, но только в переводе на мой родной язык, — ответил я.
— В переводе?! — удивился ромей.
— Мой учитель перевел, — объяснил я. — И языкам обучал, ромейскому и греческому. Правда, не долго. Его сожгли мои соплеменники-язычники, не захотели принимать христианство.
— За веру пострадал, — произнес Евпатерий и перекрестился.
Я не стал. И так сегодня уже перекрестился больше раз, чем за всю предыдущую жизнь.
— На сколько серебра и меди можно разменять один солид? — спросил я.
— Один солид равен двенадцати серебряным милиарасиям, или двадцати четырем серебряным силиквам, или двести восьмидесяти восьми медным фоллисам, или одиннадцати тысячам пятьсот двадцати нуммиям, — ответил дукс стратилат Евпатерий.
Я достал все имеющиеся у меня серебряные и медные монеты и попросил показать, какая из них как называется. Оказалось, что у меня по одному милиарасию и силикве, три фоллиса и сто шестьдесят пять нуммиев разного номинала.
Затем задал самый мучивший меня вопрос:
— Какой сейчас год?
— Шесть тысяч восемьдесят третий, — ответил Евпатерий.
Цифра меня удивила. Потом вспомнил, что летоисчисление вели от сотворения мира.
— А от рождества Христова какой? — спросил я.
Дукс стратилат Евпатерий задумался и посмотрел на своего серого помощника. Тот что-то начертил костяным стержнем в открытом, небольшом, медном складне и показал дуксу. Внутренняя сторона, на которой писал помощник, была покрыта воском.
— Пятьсот семьдесят пятый, — прочитал Евпатерий. — А у вас какое летоисчисление?
— Раньше было свое собственное, а сейчас ведем от рождества Христова. Никак не привыкну к нему, — нашелся я.
На том и распрощались.
Евнух молча проводил меня до крыльца. Как ни странно, все мое барахло осталось нетронутым. Неподалеку от него стояло несколько солдат, явно свободных от службы. Увидев меня, один из них спросил:
— Не хочешь продать что-нибудь из трофеев?
— Могу кое-что, — ответил я.
Себе оставил копье, щит, кольчугу, пояс с мечом и ножом Тавра и шлем лучника, который лучше сидел на моей голове, и его вещь-мешок со всем содержимым, куда добавил еще и обе их рубахи. Остальное выставил на продажу. По принципу аукциона, который, оказывается, им был знаком.
Кожаный доспех ушел за восемь солидов, лук со стрелами и горитом — за пять с половиной, пояс с коротким мечом и ножом — за четыре солида и пять милисариев, шлем — за два солида и один фоллис, щит — за семь милиарасиев, сапоги — за две силиквы. Я стал богаче еще на двадцать с лишним солидов. Наверное, на рынке я бы получил побольше, но где он — этот рынок?! А ходить искать его с таким количеством барахла мне было по облому. И так бабла, по местным меркам, немерено!
— А где здесь можно переночевать? — спросил я.
— У моей сестры, — сразу ответил солдат с плутоватым лицом, который купил шлем.
— За сколько? — поинтересовался я.
— Всего фоллис за ночь! Дешевле в городе не найдешь! — заверил он меня.
Судя по улыбкам других солдат, найдешь и быстро. Но займусь этим завтра.
Плут, которого звали Агиульф, даже помог мне, взяв копье. По пути уведомил, что иностранцам запрещено заходить в город с оружием. Мне сделали исключение. Можно иметь при себе только кинжал, нож или посох. Рассказал, что дукс стратилат Евпатерий у них хороший, потому что ворует в меру. Зато кентарх (сотник) — та еще сволочь!
